подчиненного: «1. Начальник всегда прав. 2. Если начальник не прав, то смотри п. 1».
У спортсменов все наоборот. Здесь, что бы ни случилось в команде, виноват всегда тренер. Зато львиную долю успеха, скажем, в большом футболе относят на счет игрока. Футболист – личность, устно восхваляемая болельщиками и письменно прославляемая журналистами. Ну, хорошо. Такова уж судьба тренера – оставаться в тени, такова специфика его работы. Есть, конечно, резон и в том, что в случае снижения результатов команды следует обратить внимание на работу тренера. Я» же говорил: сам он во всех неполадках должен считать себя виновным. Но это только его личная профессиональная истина, это его необходимая рабочая концепция. Это не значит, что окружающие – начальство и подчиненные – могут огульно, автоматически подставлять значения под формулу: «Плохо – значит, надо гнать тренера», уподобляться тем зубодерам, которые при малейшей жалобе на зуб сразу хватаются за щипцы.
К сожалению, так оно и бывает. Подобный стиль особенно укоренился в шестидесятые-семидесятые годы. Вот что пишет по этому поводу известный спортивный журналист, большой знаток футбола Лев Филатов: «У нас в сборной, кажется, ни один тренер не работал достаточно долго и спокойно. После первого же поражения, в 1952 году, был отстранен Б. Аркадьев. Безвинно ушел в 1964 году К. Бесков… Одно время тренеры держались по два сезона, потом – по одному, и все они наперед догадывались о своей участи». И дальше: «Сей нервический стиль руководства пользы сборной не принес и, уверен, принести не способен. С 1964 года на посту старшего тренера перебывали: К. Бесков, Н. Морозов, М. Якушин, Г. Качалин, В. Николаев, А. Пономарев, Е. Горянский, снова К. Бесков, В. Лобановский и О. Базилевич, Н. Симонян…» Если учесть, что строчки эти написаны примерно в 1976 году, то в среднем выходит на сезон по тренеру.
Но как можно судить о работе руководителя по одному сезону? Что он может успеть за столь короткое время? Велика ли мера ответственности человека год спустя после того, как он принял, скажем, неблагополучное хозяйство? Во всякой другой области понимают, что перестройка требует времени и сопряжена, как правило, с временным отступлением. В спорте же почему-то ждут сиюминутных результатов.
Но есть в таком подходе, ставшем почти традиционным, одна особенно вредная штука: игрок начинает верить в свою безгрешность, привыкает к собственной неуязвимости, убежден в своей значительности и втайне чувствует, что он над тренером, а не тренер над ним. Подступиться к нему трудно. В него намертво врастает уверенность: что бы ни произошло – виноват будет тренер. Он виноват, если тот плохо играл и подвел команду, если в подготовительный период отлынивал от работы, если завел в коллективе склоку, интригу. Часто у команды вырабатывается корифейское отношение к своему наставнику: мол, тренер? Велика фигура! Будет себя вести нормально – будем работать. Станет докучать – сбросим в один момент. И еще один смысл – тот, что вложен в формулировку: тренеры приходят и уходят, а я остаюсь. Сознание, что я, мол, представляю собой абсолютную ценность, а тренер преходящую. И выходит, что не команда в руках своего шефа, а шеф в руках команды. Разумеется, не везде и не всегда так бывает, но явление это типично.
Подобные взгляды начали складываться еще в конце тридцатых годов. В «Локомотиве» я ощутил их на собственной шкуре.
В тот день голос ли интуиции, может, самолюбия, а возможно, и то и другое толкнули меня на путь обострения. Я закрыл собрание, сказав, что считаю необходимым провести его в присутствии руководства клуба. Накануне отъезда команды в Одессу такое собрание состоялось. Мои противники хорошо подготовились. Они высказали мнение о недостатках в тренировках и предложили сменить тренера. Вынесли решение: пока в Одессу поедет Сушков. Был назначен проверяющий, который отправился с нами.
На поле одесского стадиона все шло своим чередом.
Даже особое обстоятельство – необходимость доказать вину тренера – не смогло поломать вражды Андреева и Гвоздкова. Скорее всего они были искренне убеждены в своей непричастности к поражениям команды. Так или иначе, но с первых же минут игры защитники стали ссориться. Причем так, что это, по- моему, даже публика понимала. Результаты не замедлили сказаться: за полчаса игры нам забили три гола. Я пошел за ворота и, улучив момент, передал им через вратаря: если они не возьмут себя в руки и не прекратят безобразий, то во втором тайме сделаю замену.
– Я пока еще тренер! – крикнул я, минуя посредника.
Думаю, сработало скорее неожиданное известие, что поведение их хорошо видно со стороны, чем моя угроза. Во всяком случае, матч они доигрывали вполне корректно. И сразу результат: второй тайм мы выиграли. Однако в целом встречу уступили – 1:3.
Переодевались молча. Многие избегали смотреть мне в глаза. Я понял: игра нынче была на редкость убедительной.
В поезде, по дороге в Москву, ко мне подошел Андреев и, глядя куда-то в сторону, подчеркнуто официальным тоном сказал:
– Прошу в дальнейшем не ставить меня в паре с Гвоздковым.
– Попросите об этом председателя клуба. Я возражать не стану.
Потом с той же просьбой обратился Гвоздков и получил от меня примерно тот же ответ.
Глядя на горный обвал, трудно себе представить, что эту страшную стихию вызвало падение какого-то одного, возможно, небольшого камушка. Я пользуюсь этой аналогией, чтобы сказать: даже футболисты, самые осведомленные в нашем деле люди, не могли себе представить, что сильную, хорошо подготовленную команду мог привести к провалу пустяк – ссора двух игроков…
Теперь, когда стал ясен диагноз, следовало приниматься за лечение. Но как?
Мы только начали разыгрывать второй круг. Оставалось еще 11–12 встреч. Тем не менее я решил отправить в отпуск одну из «враждующих группировок». Начальство сперва возражало: как, дескать, можно оголять команду в такой тяжелый для нее момент? Но я убежденно считал: даже если для этого понадобится вывести из игры самых сильных футболистов, то и тогда дела наши только улучшатся. Руководство удалось уговорить. Теперь из 19 членов коллектива осталось 13. Этим составом мы и работали почти всю вторую половину календаря.
Стало тихо. Мир да любовь пришли в наш дом. Остряк Жуков шутливо ворчал:
– Черт-те что! Скука! Даже поругаться не с кем. И вообще… Надоела эта парадная жизнь – сплошные победы!
Жуков не сглазил. Напомню: нам оставалось более десятка матчей. Мы провели их без единого поражения: одна ничья, остальные победы! В итоге к концу сезона перебрались с пятнадцатого места на восьмое.
