сейчас экономический спад, верно? По нынешним временам люди неохотно расстаются с деньгами, и далеко не всем певицам везёт на чаевые, как мне. А ведь надо ещё позаботиться о своём сценическом гардеробе…
Кэндзиро вдруг дико расхохотался и прямо посреди дороги опустился на корточки, преградив путь подъехавшему сзади автомобилю. Водитель с досадой затормозил. Почему же он не нажимает на клаксон? Видимо, его ввёл в ступор вид Кэндзиро: чёрная рубашка с люрексом, чёрные брюки, накинутая на плечи шуба из чернобурки.
— Осторожно! — крикнула я Кэндзиро. — Иди сюда. Чем я тебя так рассмешила?
— Ой, не могу… Ты так серьёзно принялась оправдываться! Просто прелесть.
— Ты что, издеваешься?!
Ему двадцать четыре года, мне — тридцать четыре. Но он не знает моего настоящего возраста. Для зрителей мне двадцать четыре года, и он считает, что мы с ним ровесники. Конечно, приятно, что мне не дают моих лет, но порой это меня и огорчает. Что ж, выходит, я отстаю в умственном развитии? В то же время было бы обидно, если бы я выглядела старше своих лет. И ещё обиднее, если бы люди точно угадывали мой возраст.
— Послушай, Кэн-тян. — Чтобы справиться с раздражением, я решила над ним подшутить. Ну, Кэндзиро, держись, сейчас я тебя разыграю! — Извини, что я так долго тебя мурыжила.
Схватив Кэндзиро за руку, я повлекла его в переулок, к узкому проходу между двумя зданиями.
— Здесь нас никто не увидит, — улыбнулась я и подставила ему свои губы. — Поцелуй меня.
Ошарашенный Кэндзиро отреагировал на мои слова набором нечленораздельных звуков. Так, поглядим, что будет дальше.
— Ну же, скорее.
Какое серьёзное у него сделалось лицо! Ха-ха-ха. Нет, вы только посмотрите на него! Вот это умора! Прямо животики надорвёшь. Но если я сейчас рассмеюсь, мы останемся всего лишь друзьями. А ведь какая превосходная выстраивается мизансцена! Вряд ли когда-то ещё удастся её повторить. Итак, продолжим спектакль.
Я обхватила плечи Кэндзиро руками и тесно прильнула к нему. Может быть, стоит зажать его ноги между своими коленками? Нет, пожалуй, выйдет перебор. А впрочем… Чем чёрт не шутит!
— Т-т-т-ты что, офонарела?
— Ну же, целуй меня!
Я снова подставила ему губы. Кэндзиро дружески чмокнул меня и засмеялся.
Так, кажется, дело пошло! Похоже, в нём просыпается мужчина. А то я уж совсем было отчаялась. Отлично, поехали дальше!
— Ещё! — потребовала я.
— Что?!
— Поцелуй меня ещё раз. Как следует.
— Н-н-ничего не понимаю. Да что с тобой случилось, в самом деле?
— Я жду твоих лобзаний.
Лицо Кэндзиро снова стало серьёзным. Мне не терпелось посмотреть, как он отреагирует на мою провокацию. Поцелует меня? А если поцелует? Если и правда поцелует?..
Что мне тогда делать?
Я вдруг растерялась. Как быть, если он принял этот розыгрыш за чистую монету?
— Чёрт побери, я тоже не каменный, — почти сердито пробормотал Кэндзиро и отстранил меня. Достав из кармана сигарету, он дрожащей рукой поднёс к ней огонь. — Здесь неподходящее место для романтических сцен.
Подёрнутый печалью потупленный взгляд. Выпущенная губами струйка табачного дыма.
Молодец, Кэндзиро! Ты — настоящий мужчина.
Он вдруг пристально посмотрел на меня и, ухмыльнувшись, сказал:
— Поехали туда!
Я посмотрела в ту сторону, куда он махнул рукой: там виднелась освещённая огнями улица с небольшими гостиницами и толкущимися возле них бродягами.
— Ещё чего! — запротестовала было я, но он решительно зашагал вперёд, как видно, не расслышав моих слов.
— Такси! — крикнул Кэндзиро, останавливая машину.
Кажется, я влипла!
И вот мы в жалком номере лав-отеля. Кэндзиро суетливо ищет открывалку.
— Ну наконец-то! Вот она. Хе-хе-хе.
Пытаясь удержать на ладони два стакана одновременно, он роняет один из них на пол, нагибается за ним, и тогда из бутылки выливается пиво.
— Вот незадача, что это со мной?
И всё-таки, каким образом получилось, что события приняли такой оборот? Если рассуждать по- взрослому, ответ выглядел бы примерно так: «Мне было одиноко» или «В моей жизни образовалось некая брешь». Значит, следовало затолкать свои эмоции поглубже и наглухо замуровать. Если же говорить по- детски, «я сама не понимаю, как это произошло». Впрочем, в глубине души я знаю, что просто-напросто люблю осложнять себе жизнь. Так какую же из этих версий принять? Во всяком случае, одно несомненно: с некоторых пор у нас появилось слишком много свободного времени.
— Ринка-сан!
Я с задумчивым видом сижу на краешке кровати. Непривычно ссутулившись, ко мне подходит Кэндзиро и садится рядом. Откашливается. Как-то нелепо всё это выглядит. Уж больно жалкий у него вид.
— Любовь — это… — начинает он.
Что? Что он такое говорит?! Эй, парень, погоди.
— Если задуматься, любовь — это мчащийся вперёд поезд. Конечная остановка называется браком.
Что он мелет, в самом деле? И зачем обнимает меня за плечи? Кажется, он дрожит. Надо же, как он напряжён. Как-то это даже не современно. И с какой стати он заговорил о будущем?
— Я хочу мчаться вперёд. Не знаю, что именно я могу тебе дать, но…
Почему он всё это говорит? Оказывается, Кэндзиро удивительно чистый человек. Слова его звучат в высшей степени серьёзно.
— Я хочу и впредь быть твоей опорой. Я хочу быть рядом. Всё это звучит до ужаса банально, но я действительно хочу служить тебе защитой.
А ты и впрямь на редкость благородный и чистый человек. Кто бы мог подумать? Кажется, я сейчас заплачу.
Сегодня я впервые узнала тебя по-настоящему.
— Одним словом, прошу любить и жаловать.
«Прошу любить и жаловать»… Кэндзиро явно смущён: искренность его слов так не вяжется с обстановкой этого номера в лав-отеле. Я подумала, что мне дороги отношения с ним. Я хочу, чтобы мы навсегда остались друзьями. Приятелями. Переступить разделяющую нас грань очень легко, но пусть между нами всё остаётся по-прежнему.
Словно уловив моё настроение, он протянул мне руку, и я крепко её пожала.
— Ну, а теперь за дело!
Я и моргнуть не успела, как Кэндзиро, оставшись в одних трусах, повалил меня на кровать. В ужасе я начала биться и метаться, как выброшенная на берег рыбёшка.
— Перестань! Прекрати!
— Ну что ты вопишь? Хватит вырываться.
— Перестань! Я не хочу!
— Я же сказал, у любви нет конечной остановки! Наш поезд будет мчаться вперёд, оставляя позади все станции… Ведь у него нет тормозов.
— Пусти, ты зажал мне рот.
— Разве ты не хочешь вместе со мной полететь вниз с откоса? Ну же, давай.