— Извините, сэр, но мной движет обычное сочувствие. Вы находитесь в состоянии эмоционального напряжения. Вы недовольны ограничениями, наложенными на вашу деятельность, это недовольство перерастает в раздражение.
Ловкие металлические пальцы снабдили манекена увесистым брюхом, подогнали рост.
— Действительно, что ли? — искренне удивился чиновник.
Покончив с манекенами вчерне, кузнечик начал формировать лица.
— Кому же и знать, как не мне? Если вы желаете обсудить…
— Да заткнись ты, ради Бога.
— Слушаюсь, сэр. Законы о невторжении в частную жизнь превыше всех прочих законов. Даже законов здравого смысла, — осуждающе изрек кузнечик. На губах чемодана мелькнула ехидная улыбка.
— Только не подумайте, что я — информ-свободник.
— Будь вы кем угодно, — пожал плечами кузнечик, — все равно я не мог бы вас выдать. Если бегать с доносами, люди перестанут доверять Дворцу Загадок. И кто же тогда будет здесь работать? — Он отступил от последнего манекена на шаг и полюбовался плодами своих трудов. — Готово.
Пять абсолютно идентичных — морщинка в морщинку, волосок в волосок — чиновников посмотрели друг на друга и тут же смущенно потупили
глаза. Сколько раз ни наблюдал чиновник эту инстинктивную реакцию, столько же раз она его смутно беспокоила.
— Я займусь Кордой, — сказал чиновник.
— Я беру бутылочную лавку.
— Филипп.
— Картографический зал.
— Внешний круг.
Кузнечик достал зеркало. Один за другим чиновники покинули гардеробную.
Чиновник ушел последним. Сделав шаг навстречу своему отражению, он оказался в зеркальном коридоре; бесконечные ряды огромных, в золоченых рамах, зеркал перебрасывались стерильной белизной стен, словно мячиком, убегали, все уменьшаясь, в точку схода, где орнамент ковра и грубый текстурный потолок сливались воедино. Каждое мгновение коридором пользовались тысячи людей, однако Совет по транспортной архитектуре не видел необходимости делать их видимыми. Чиновнику это не нравилось. Человек — не пустое место, не нуль, пусть хоть что-нибудь выдает его присутствие. Ну, скажем, пусть воздух слегка искрится.
Гравитация здесь была почти нулевая. Чиновник бежал от зеркала к зеркалу, бегло просматривая мелькающие в них изображения. Черная чугунная клетка, наполненная треском и сверканием электрических разрядов. Лесная поляна, странные, вконец озверевшие машины столпились вокруг убитого оленя, вырывают у него кишки. Пустошь, усеянная обломками статуй, каэвдый обломок аккуратно завернут в белую ткань. Сюда-то нам и надо. Молодец, кстати, диспетчер — иногда ищешь и ищешь, а твоего портала все нет и нет. Пройдя сквозь зеркало, чиновник оказался в прихожей Комиссии по передаче технологий. Теперь направо — и вот он, родимый кабинет.
Да-а, похозяйничал здесь Филипп. Это было заметно сразу, тем более что чиновник поддерживал в своем кабинете спартанскую обстановку: голые, почти без зацепок для глаза, известковые стены, на громоздком, как носорог, рабочем столе — макеты допотопных технических устройств. Все они здесь — и каменный нож, и аэроплан братьев Райт, и термоядерный реактор, и звездолет «Ковчег» — и все не на своих местах. Чиновник начал восстанавливать привычный порядок.
— Ну и как тут? — поинтересовался чемодан.
— Филипп проделал великолепную работу, — гордо сообщил стол. — Все реорганизовал, буквально все. Моя эффективность заметно возросла.
— Ничего, — недовольно фыркнул чиновник. —Мы тебя быстренько от этого отучим. А это еще что? — добавил он, заметив, что чемодан крутит в руках какой-то конверт.
— На столе лежало. Корда назначил совещание — сразу, как ты вернешься.
— И по какому такому случаю?
— Этого здесь не написано, — пожал плечами чемодан. — Судя по списку приглашенных — очередная разборка втихую.
— Потрясающе.
— В Звездной палате.
— Ты что, с ума сошел?
Судя по всему, Корду снова скопировали; теперь он выглядел чуть постарше, чуть-чуть усилились нездоровый румянец и одутловатость. Вот так и стареют коллеги, с которыми встречаешься только по работе, — маленькими дискретными скачками, так что потом, в ретроспективе, их движение к смерти кажется дерганым, мерцающим, словно в допотопном кинофильме. Чиновник несколько опешил, сообразив, что даже и не помнит, когда же он последний раз удостоился счастья лицезреть настоящего Корду. Вернейший признак того, насколько утратил ты благосклонность начальства.
— Ну, зачем уж так сразу, — улыбнулся чиновник.
Богатый блеск круглого стола свидетельствовал о многих веках полировки и переполировки. Штукатурка между пятью радиально расходящимися деревянными балками сводчатого потолка была выкрашена в глубокий, насыщенный синий цвет и усеяна золотыми звездами. Вся обстановка Звездной палаты — вплоть до запахов старой кожи и давно позабытого табака — была рассчитана на то, чтобы вселить в заседающих торжественное настроение, соответствующее серьезности обсуждаемых проблем. Кроме Корды и Филиппа здесь находились Оримото из бухгалтерии, Мушг из аналитического отдела и некая иссохшая старушонка, представлявшая Отдел экспансии цивилизации. Все это были пустышки, приглашенные сюда исключительно ради их личных кодов — если, паче чаяния, сотрудники Оперативного отдела решат, что дело совсем швах и надо проводить глубокое зондирование.
— Ты, главное, пойми, что все мы на твоей стороне, — вмешался Филипп. Деланная улыбка должна была свидетельствовать о дружеском участии. Наверное. Затем он смолк, чтобы поменять деланную улыбку на столь же деланную маску скорби и сожаления. — Но мы не совсем понимаем, как это вышло, что ты дал такое… э-э… такое неудачное интервью.
— Нечего тут и понимать, — сказал чиновник. — Сделал он меня, вот и все. Вывел из равновесия, а потом натравил репортеров.
Корда хмуро разглядывал сцепленные на столе руки.
— Вывел, значит, из равновесия? Да ты там просто взбесился.
— Извините, пожалуйста, — перебила его Мушг. — А не могли бы мы ознакомиться с обсуждаемым роликом?
Ну кто бы мог ожидать такую независимость, внутренне усмехнулся чиновник. Брови Филиппа недоуменно поползли вверх — словно его собственный локоть взял вдруг и осмелился критиковать застольные манеры хозяина. Затем он смирился, пожал плечами и коротко кивнул. Все молча ждали, пока чемодан Филиппа принесет телевизор, установит его на столе и включит. На экране появился чиновник, встрепанный и раскрасневшийся; перед самым его носом раскачивался микрофон.
—
—
—
—
—