себе эту женщину своей хорошей знакомой — при других обстоятельствах.
Они шли и молчали. Чиновник кутался в пончо, полчаса назад изготовленное чемоданом. Молчать становилось все труднее и труднее.
— А как тебя звать? — неловко спросил он.
— По-настоящему или как меня зовут в заведении?
— Все равно.
— Тогда — Аркадия.
Открыв дверь, чиновник нащупал свечку, зажег ее и поставил в подсвечник. Аркадия топала ногами, стряхивая налипшую на сапоги грязь.
— Господи, — вздохнула она, — да когда же он кончится, дождь этот проклятый?
Сверток, купленный утром у малолетних мародеров, так и лежал на тумбочке, но кое-что в комнате изменилось. Кто-то сдернул с кровати покрывало и положил на простыню черное воронье перо. Чиновник смахнул перо на пол.
Аркадия высмотрела на стене крючок и повесила плащ. Она сдвинула опознавательный браслет повыше и стала чесать запястье.
— У меня от него сыпь. Но только знаешь, что я думаю? Пройдет год-другой, и адамантин войдет в моду. Люди будут надевать такие вот штуки по доброй воле, будут платить за них бешеные деньги.
— Вот, — сказал чиновник, протягивая ей сверток, — Сними с себя все и переоденься в это. Аркадия взглянула на сверток, пожала плечами:
— Хорошо.
— Я сейчас вернусь.
Чиновник вынул из чемодана садовый секатор и вышел под дождь, в непроглядную тьму. Вернулся он не очень скоро, Аркадия успела уже переодеться. Карнавальное платье было скроено кое-как и сплошь расшито оранжевыми блестками. Но по размеру почти тик-в-тик. Сойдет.
— Розы! Как здорово! — Аркадия захлопала в ладоши и закружилась, совсем как маленькая девочка. Легкая материя взметнулась текучим, волшебным движением.
— Тебе нравится, как я выгляжу?
— Ложись на кровать, — грубо сказал чиновник, — и задери юбку до пояса.
Аркадия молча подчинилась.
Чиновник бросил мокрую охапку роз рядом с кроватью. На бледной, как мрамор, коже Аркадии резко выделялся черный кустик волос. Чиновнику показалось, что эта кожа должна быть холодной, как лед.
Он торопливо разделся. Запах роз заполнил уже всю комнату.
Проникая в Аркадию, чиновник закрыл глаза. И не открывал их до самого конца.
11. ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ
Муравьи летели огромным переливчатым облаком. Крошечные радуги трепещущих крылышек перекрывались, образуя черные дифракционные узоры — окружности и полумесяцы, — исчезавшие прежде, чем глаз успевал толком их различить. Чиновник задрал голову и смотрел как завороженный, пока стая, выполнявшая свой последний, предсмертный, полет к морю, не растаяла в воздухе.
— Это же бессмысленно, — недовольно проворчала Чу.
Чиновник отошел от флаера.
— Все очень просто. Ты поднимешь машину и направишься прямо на юг — пока Тауэр-Хилл не скроется за горизонтом. Потом снизишься до бреющего и назад. Чуть к востоку, у ручья, есть небольшая поляна, вот там меня и жди. Ребенок справится.
— Ты знаешь, о чем я.
— Ну, хорошо. Ты заметила, как к нам относились в ангаре?
На противоположной стороне поля бригада еле живых, проржавевших и разболтанных двойников неуклюже закидывала части разобранного ангара на летающую платформу.
— Как им хотелось, чтобы мы умотали отсюда еще до полудня. Что это — не хотят, чтобы всякие посторонние путались под ногами?
— Да, и что же тут странного?
— Ровно ничего. И в том, что некий идиот прислал сюда летающую платформу, за два дня до прилива, чтобы вывезли такую драгоценность, как сборный сарай, — в этом тоже нет ничего странного. Каких идиотов не бывает. — Чиновник на секунду смолк. — Им приказали избавиться от меня как можно скорее. Вот я и хочу узнать — с чего бы это?
Он отступил в тень и крикнул:
Фонарь кабины закрылся, двигатели ожили.
Флаер выглядел очень элегантно — за пределами летающих миров такая совершенная техника была большой редкостью. Воздух над изумрудной обшивкой задрожал от жара реактивных двигателей. Машина пробежала примерно десятикратную свою длину, задрала нос и с ревом рванулась в небо.
Тропинка петляла по лесу. За время дождей листья и трава поменяли цвет, стали густо-лиловыми и кобальтовыми, все вокруг словно подверглось синему сдвигу.
Тихий, печальный свет, сочащийся сквозь кроны деревьев, словно напоминал о неизбежном конце Приливных Земель, о превращении их в сине-зеленое подводное царство.
У подножия Тауэр-Хилла деревья расступились. Сквозь пожухлую зелень земной, чужеродной для этой планеты, травы, покрывавшей склоны холма, проглядывали белые меловые уступы. И везде — яркие палатки и навесы, флаги, зонтики и воздушные шары. На самой вершине стояла древняя башня, размалеванная яркими, оранжевыми с розовым, узорами, — остров инопланетной эстетики, дико контрастировавший с трагедийным убранством осеннего леса.
Склоны кишели двойниками; развороченный палкой муравейник — вот на что походил сейчас Тауэр- Хилл. Казалось, что в обезлюдевшую страну слетелись черти — слетелись и справляют свой собственный карнавал, в пику тому, недавнему, человеческому.
Чиновник пошел вверх, к башне.
Хрупкий металлический хохот, словно стрекот миллиона сверчков. Четыре двойника бряцают по струнам. Металлическая толпа подбадривает двоих хромированных борцов, одинаковых, как горошины из одного стручка. Как шурупы из одной коробки. Дальше — развеселый хоровод из дюжины сцепившихся руками двойников. Гуляющие парочки. Рука, условно говоря, номера один на талии номера два, рука номера два — на талии номера один, головы нежно соприкасаются. Номер один абсолютно неотличим от номера два, кто тут он, кто она — невозможно даже догадаться. Апофеоз бесполости.
— Угощайся!
Чиновник остановился в тени одного из павильонов, чтобы отдышаться. Повернувшись на голос, он увидел двойника, с глубоким поклоном протягивающего пустую руку. Недоуменно сморгнув, чиновник сообразил, что двойники считают его своим, и вежливо принял стакан. Сознание, что изо всех сотен он один видит под иллюзорной плотью металлические кости, доставляло ему какое-то извращенное удовольствие.
— Спасибо.
— Ну как, оттягиваешься?
— Правду говоря, я только что прибыл. Двойник пошатнулся, негромко икнул, фамильярно похлопал чиновника по плечу. С экрана ухмылялась круглая, болезненная физиономия.
— Ты бы, друг, приехал пораньше, пока не все еще местные умотали. Нанял бы себе бабу, чтобы таскала тебя на спине, как кобыла. Хлопнешь по жопе — она и припустит. Ты ж знаешь, — подмигнул кругломордый, — что было в этой башне.
— Телевизионная станция. Да, я знаю.
Кругломордый тупо разинул рот и уставился на чиновника. Беседа становилась, мягко говоря, малоинтересной.
— Да нет, кой хрен телевизионная. Бордель тут был, вот что. Можно было купить все, что угодно. Все, что угодно. Вот раз мы с женой…
Чиновник отставил стакан:
— Извините, пожалуйста, но меня ждут.
