бесцеремонно притиснул к стене, прерывисто дыша, пытался обнять. Руки скользили по телу Наташи, губы искали её лицо.
Игра зашла слишком далеко.
Немного же надо было Шварцу, чтобы растерять всё сразу — и внешний лоск, и показную вежливость.
Наташе всегда казалось, что Шварц исполнит любое её желание, в последний момент сдержит себя. Но теперь перед ней был не человек, а зверь, которому ничто не могло помешать совершить задуманное.
— Пусти! — выкрикнула Наташа, но он только крепче сдавил её. Тогда она неожиданно присела, освободилась от объятий и отскочила в сторону.
Шварц, потеряв опору, припал лицом к стене. Отлетела и упала на пол плохо державшаяся штукатурка, известковая пыль забила глаза, попала в нос. Ошеломлённый неожиданным ударом, озлобленный сопротивлением, почти пьяный, Ганс кое-как протёр глаза и, чётко отрубая каждое слово, с трудом сдерживая крик, проговорил:
— Слушать меня внимательно. Я не намерен потакать капризам глупой девчонки, которая сама не знает, чего хочет. Любая женщина почла бы за счастье быть возлюбленной немецкого офицера. Довольно набивать цену и разыгрывать из себя барышню-недотрогу. Это тебе не поможет! Я всё уже решил и, как тебе известно, своих решений менять не привык!
В Наташе всё кипело. Оскорблённое самолюбие заглушило в ней все другие чувства, и даже разум. Она смотрела на Шварца с откровенной ненавистью.
— Это и есть ваша любовь? Не густо! Скомандовал и — ать, два! Так вот запомните: я вам не Зинка и прошу так со мной не обращаться! Ничего хорошего из этого не выйдет!
Шварц и сам уже понял свою ошибку — не нужно с этой недотрогой вести себя грубо, это у таких женщин вызывает протест, между тем лаской с ними можно делать что угодно. Понимал это зарвавшийся Ганс, но переключиться уже не мог.
— Вы, кажется, забылись, фрау? — со злостью выжимая слова, насмешливо процедил он сквозь зубы. — Вы слишком многого хотите! Нельзя ли несколько умерить ваш аппетит?
— Нельзя! — с вызовом ответила Наташа.
— А придётся это сделать, тем более, что ты самая обыкновенная влюблённая дура!
— Вот это мне уже нравится. По крайней мере откровенно, хотя не очень умно.
— Молчать! Марш в спальню! Сегодня, сейчас же ты будешь моей!
— Нет!
— Будешь! Или я сделаю небольшую дырку в твоём прекрасном теле!
В подтверждение своей угрозы Шварц расстегнул кобуру и достал пистолет.
Наташа перешла на другую сторону комнаты, подальше от двери, ведущей в спальню, и оказалась возле большого, обтянутого жёлтой кожей дивана.
Шварц, не опуская пистолета, медленно направился к ней, но в правой руке Наташи блеснул никелем маленький дамский пистолет.
— Учтите, стрелять я тоже умею! — твёрдо сказала она.
Наташа не спускала глаз с коменданта. Голова работала ясно: «Никакие уговоры не помогут. Зверь уже открыл пасть и прыгнул. Отброшены мишура и притворство, мнимое благородство завоевателя. Проявилось во всей своей красе истинное лицо бандита и садиста».
— Брось свою игрушку, — усмехнулся Ганс.
— Почему же «игрушка»? Я отлично запомнила ваши уроки. В этой «игрушке» вполне достаточно сил, чтобы навсегда остудить ваши скромные желания.
— Дура!
— Вы очень любезны.
— Брось пистолет, тебе говорят!
— Спрячьте свой!
— Стрелять буду!
— Я успею сделать то же.
— Упрямая русская корова!
— Неправда! Сами десятки раз восхищались моей фигурой.
— Чёрт бы тебя взял с твоей фигурой! Брось пистолет!
— Повторяетесь. Это не оригинально. Видимо, вы уже ничего не сможете придумать. Лучше послушайте моё предложение.
— Ну?
Растерянный, с размазанной по лицу грязью, Шварц был смешон и жалок.
— Прежде всего, — сказала Наташа, — вам необходимо умыться. Во-вторых, прекратите командовать. Я не солдат, а женщина, и люблю ласку, а вы, как морской пират, пытаетесь взять меня на абордаж. Если выполните эти условия, тогда у нас, поверьте мне, появится возможность провести время намного приятнее и интереснее… Не пугайте меня, пожалуйста. Вы же сами прекрасно знаете, что этого не требуется. И повежливее — у меня врождённое отвращение к насилию, я его не переношу.
— Отдай пистолет, — неуверенно попросил Шварц.
— Пожалуйста, — сказала Наташа смиренно, — хотя и невежливо отбирать свои подарки.
Шварц взял из её рук пистолет, разрядил и тут же вернул обратно.
— Отвернитесь, — тоном, с которым обращаются к ребёнку, сказала Наташа, — потушите свет, я приведу себя в порядок.
— Идёмте в спальню.
— Нет, мне здесь больше нравится, — улыбаясь, ответила Наташа.
— Хорошо, но раздевайтесь при свете, — упрямо произнёс Ганс.
— Однако вы трусоваты, — спокойно сказала Наташа.
— Просто осторожен.
— Тогда прикажите своим солдатам отойти от дверей, они подслушивают.
— Что? — Шварц резко толкнул дверь, но за ней никого не оказалось.
Тем временем Наташа не торопясь расстегнула кофточку, сняла её и повесила на спинку стула.
Ганс стоял с пистолетом в руке и всё ещё недоверчиво смотрел на неё.
Она подняла глаза, озорные искорки вспыхнули в глубине.
— Вы не памятник Фридриху Великому, — с улыбкой, нежно проворковала Наташа, — поскорее приходите в себя и помогите расстегнуть пуговочки на платье, — она показала рукой себе на спину.
Ганс подошёл к ней, крепко обнял и поцеловал в губы. Она не сопротивлялась, а трепетно всем телом прижалась к нему. Только теперь он поверил ей. Положив пистолет на край стола, он дрожащей рукой торопливо расстегнул пуговки на её платье и буквально впился долгим поцелуем в белую шею. Наташа встрепенулась, и Ганс услышал страстный шёпот:
— Потуши свет и раздевайся сам. — И начала снимать с себя платье.
Голос её был робок, и вся она была беззащитной и слабой, покорившейся его мужской воле. И эта слабость явилась той силой, которая окончательно заставила поверить ей.
Да и как он мог сомневаться. Женщина всегда остаётся женщиной. Одна ломается больше, другая меньше, а результат всегда один. Ганс не торопясь снял портупею, китель и шагнул к выключателю.
Свою ошибку он понял слишком поздно. Сзади раздался характерный щелчок предохранителя парабеллума. Всё ещё ничего не понимая, он быстро обернулся и увидел Наташу с пистолетом, направленным на него.
— Что за глупости! Брось пистолет, эти фокусы не для детей! — резко крикнул он.
— Ни с места! — тихо, полушёпотом, но так твёрдо произнесла Наташа, что Шварц замер. — Если ты, болван, сделаешь ещё хоть один шаг, я продырявлю твою глупую башку, как гнилую тыкву!
— Ты что, с ума сошла?
— Нет, я в своём уме, а вам придётся спуститься с небес на землю и проветрить свежим воздухом свою пустую голову.
