— Почему вы так думаете? — почти спокойно спросила она.
— На улице гестаповская машина, у калитки двое, улица в обе стороны перекрыта, в саду во всех углах по солдату с автоматами, стоят не скрываясь.
— Не страшно, — сказала Наташа и нащупала в карманчике платья маленький пистолет, — это они меня от народного гнева охраняют.
— Я согласен, Наташа, это не самое худшее. По-видимому, очередной фокус Демеля. Психологический этюд. Демонстрация какая-то.
— Против меня у них нет ничего, — задумчиво проговорила Наташа.
— Я тоже пока вне подозрения, — сказал Иван Фёдорович.
— К сожалению, мне этим похвалиться нельзя. Демель, как я вам уже говорила, подозревает меня. Не знаю только, в чём. Убийство Шварца? Инструкция по «Кроту»?
— Меня беспокоит одно, Наташенька.
— Что?
— Уже второй посыльный в Минск, к твоей «матери», не подаёт о себе вестей. Первый погиб — это мне известно, а второй… Я не уверен, что Мария Фёдоровна знает правду о своей Наташе.
— Плохо, — согласилась Наташа, — но в то же время, я думаю, проверить они меня могли раньше.
— Ясно одно, — твёрдо сказал Иван Фёдорович, — это не арест…
Наташа отворила калитку и вышла на улицу. Она прошла мимо солдат, но они, казалось, не обратили на неё внимания. Из-за машины появился улыбающийся майор Демель:
— С добрым утром, Наташа. Надеюсь, оно действительно доброе? Спасибо, господин майор, у меня нет причин обижаться.
Демель изучающе смотрел на переводчицу, но она была невозмутима. Он не выдержал первым:
— Вас не удивляет эта почётная охрана? — Он широко повёл рукой.
— Нет, не удивляет.
— И правильно. Ни вы, ни ваш дядя к этому не имеете никакого отношения. Нас интересуют другие люди.
— До скорой встречи, — попрощалась Наташа и не торопясь пошла вдоль улицы в комендатуру.
Наташа была взволнована. Она заметила, что начальник гестапо не был с ней откровенен. К чему весь этот маскарад? Почему оцеплен дом Ивана Фёдоровича? Ответов на эти вопросы пока не было. В приёмной коменданта обстановка сегодня необычная: нет ефрейтора Штокмана.
Наташа села на свой стул, но её тут же вызвал комендант.
— Доброго здоровья, фрау. Скажите, где ефрейтор Штокман?
— Простите, а почему вы об этом спрашиваете меня?
— А потому, — улыбнулся Клингер, — что лучше вас об этом никто не осведомлён. — Он промакнул лысину носовым платком и немигающими, птичьими глазами уставился на Наташу.
— Мне непонятен ни ваш вопрос, ни ваш тон, — сказала она с обидой.
— А меня это мало трогает, — произнёс комендант лениво. — Оружие у вас есть?
Наташа молча положила на стол малокалиберный пистолет.
— Откуда такая прелесть? — оживился Клингер.
— Подарок покойного майора Шварца, — ответила она.
— Да, да, майор Шварц…. всё это очень печально.
— Я не заметила, — с обидой сказала Наташа.
— Чего вы не заметили?
— Уважения к памяти Ганса Шварца.
— Вот как? — удивлённо промолвил Клингер. — А вы-то здесь при чём?
— Если бы он был жив, никто бы не позволил себе разговаривать со мной таким тоном.
— Ну, знаете, у каждого свои манеры, — сказал Клингер и опять позволил себе слегка улыбнуться.
— Что вы имете в виду?
— Вы верите, что Шварц любил вас?
— Не знаю, но он всегда был вежлив и внимателен.
— Он был слишком доверчив, и это погубило его.
— Не говорите загадками.
— О, вы прекрасная актриса!
Наташа смотрела обиженными глазами на коменданта, и никак не была похожа на человека, который хоть в чём-то виноват.
— Хорошо, я не буду играть с вами в прятки. Сегодня ночью убит Штокман, что вы об этом знаете?
Наташа удивилась совершенно искренне.
— Но где, каким образом? — спросила она таким тоном, что Клингер опять растерялся. Он не чувствовал уверенности в словесной дуэли с этой девчонкой. Она убивала его своей непосредственностью.
А Наташа продолжала наступать:
— Почему вы спрашиваете меня об этом, вам мало моего горя? — Опустив голову, она заплакала, сначала через силу, а потом, войдя в роль, по-настоящему, роняя крупные слёзы.
Клингер внимательно посмотрел на неё, криво пошевелил губами и протянул:
— Поберегите свои слёзы, они вам ещё пригодятся. Играйте для других. Я вам не верю.
— В чём я виновата? — с горечью, глотая слёзы, спросила Наташа.
— Я объясню. Вы попались. Вам специально дали возможность ознакомиться с секретной бумагой, из которой вы узнали, что будут отправляться важные документы. И вот финал: люди убиты, документы похищены, машина разбита. Что вы скажете теперь?
— Я ничего об этом не знаю.
— Это вы сообщили партизанам о предстоящей эвакуации документов.
— Нет! Это какая-то чепуха! Почему они сами не могли выследить машину? При чём здесь я? Партизаны на всех нападают. Вы об этом знаете намного лучше, чем я. — Наташа сдержала слёзы, но не могла скрыть глубокую обиду за нелепое обвинение.
— Но об отправке документов вы знали. Не будете отрицать это?
— Конечно. Я сама печатала списки. Как же мне не знать? Я вообще много знаю и разве дала хоть малейший повод сомневаться во мне?
— Ваше заявление вполне логично. Буду откровенен до конца — это дело гестапо. Майор Демель, видимо, лучше сумеет объяснить, в чём ваша вина.
— Ни в чём! — горячо сказала Наташа.
— Очень может быть, но я умываю руки. Гестапо свыше моих сил, это вы прекрасно понимаете.
— Я понимаю, — тихо сказала Наташа. — Куда мне теперь?
— Идите, работайте.
Наташа вышла в приёмную и занялась делами. Но не прошло и пяти минут после окончания разговора с комендантом, как в дверях появился гестаповский офицер с двумя автоматчиками, которые замерли возле Наташи. Офицер прошёл к коменданту.
«Это уже арест», — подумала Наташа. Тотчас из кабинета коменданта вышел гестаповец и произнёс с любезной улыбкой:
— Вы арестованы!
Прямо из комендатуры её привели к Демелю. Начальник гестапо сидел за столом, подперев щёку ладонью. Поза и глаза — всё говорило о неподдельной задумчивости.
— Садитесь, Наташа, — будто очнувшись от тяжёлых дум, произнёс Демель. — И чтобы сразу же внести ясность в наши отношения, я вам скажу всё: вы советская разведчица!
Наступила пауза. Демель не спускал глаз с Наташи. Она была невозмутима. Демель вздрогнул. Лицо Наташи казалось каменным.
