Возник вопрос: как будет происходить расплата? Перевести деньги на банковский счет? В Восточной Германии жаждали наличных. Решили, что деньги передаст тот же адвокат Юрген Штанге. В ноябре 1963 года они вместе со статс-секретарем приехали на станцию Лерт в Западном Берлине — без багажа, чтобы таможенники не обратили на них внимания. Перед самым отходом электрички высокий государственный чиновник сунул адвокату сверток с деньгами — триста сорок тысяч марок из федеральной казны.
Несколько минут езды, и Юрген Штанге уже в Восточном Берлине. На станции Фридрихштрассе его встретили сотрудники госбезопасности и провели в небольшую комнату. Там находились адвокат из ГДР Вольфганг Фогель и восемь взволнованных заключенных. Юрген Штанге выложил деньги на стол. Пересчитывать не стали. Через несколько минут адвокат и восемь заключенных уже ехали в электричке на Запад. Всего одна станция — и они на свободе.
Следующий список составили в восемьсот человек. На сей раз вместо наличных ГДР запросила нужные ей товары и материалы: масло, растворимый кофе, тропические фрукты, удобрения.
Власти ГДР вычеркивали из списка тех, кого не хотели отпускать. Западной Германии приходилось со всем соглашаться. Действовать по принципу «все или ничего» было нельзя. В Восточном Берлине долго не выпускали на свободу бывшего студента графа Бенедикта фон Хенсбреха, который переоборудовал мебельный фургон и вывозил на нем желающих бежать на Запад. В ГДР это считалось тяжким преступлением. Ходатайства влиятельных родственников, в частности королевы Бельгии, не помогли. Потом с отца потребовали два миллиона марок. Родителям это было не под силу, сторговались на четырехстах пятидесяти тысячах марок.
Но как переправить на Запад такую большую группу?
В 1964 году прямого авиасообщения между двумя Германиями еще не существовало. Поезд? Много нежелательных свидетелей. Остановились на автобусе. Первый транспорт с людьми должен был отправиться 14 августа 1964 года. В последний момент позвонил адвокат Юрген Штанге и потребовал дополнительный транспорт. Выяснилось, что заключенные заработали какие-то деньги, которые нельзя было ни забрать с собой, ни обменять на западногерманские марки. Сотрудникам министерства госбезопасности пришлось в универмагах купить им какие-то вещи.
Покинуть ГДР можно было еще одним путем: оставив социалистическому государству хорошее имущество. Такова была инструкция — перед выездом граждане должны были продать или — лучше — подарить свою собственность государству. Одна супружеская пара из Лейпцига, захотев уехать, обратилась к адвокату Вольфгангу Фогелю.
— У вас есть хороший земельный участок, — мгновенно сообразил он. — Я думаю, все будет в порядке.
Скоро к ним пришел покупатель, назвавшийся сотрудником народного предприятия «Роботрон», и предложил за участок балансовую стоимость — десять тысяч триста марок. Это были копейки, но супружеская пара все правильно поняла и согласилась. Через полгода семья перебралась в ФРГ. Человек из «Роботрона» был на самом деле сотрудником МГБ. Он зарегистрировался в качестве владельца участка и домика, который использовался госбезопасностью в оперативных целях.
Для адвоката Фогеля, чья канцелярия оформила двести тысяч выездов из ГДР, сделка «недвижимость в обмен на загранпаспорт» была обычной. Уезжавших заставляли продавать дома и имущество за бесценок. Когда Вольфганг Фогель появлялся во втором главном управлении министерства внутренних дел, которое оформляло выезд, и упоминал о наличии большого земельного участка, он понимал, что это дело пойдет значительно быстрее.
Помимо торговли заключенными между двумя Германиями возникла разветвленная сеть отношений — экономических, политических, личных, межпартийных, о чем они советским товарищам не говорили. Это был высший секрет ГДР.
Началось с незаконных операций для получения вожделенной твердой валюты.
Занимался этим похожий на быка и весящий около центнера (в молодости он увлекался спортивной борьбой) статс-секретарь министерства внешней торговли ГДР и по совместительству полковник госбезопасности Александр Шальк-Голодковский. Он обеспечивал иностранной валютой партийное руководство СЕПГ и проворачивал с ФРГ миллионные сделки.
Александр Шальк-Голодковский был человеком с большими амбициями, и на него обратили внимание офицеры главного разведывательного управления министерства госбезопасности. Они вместе выдвинули идею, которая страшно понравилась начальству.
«Я считаю вполне реальным, — докладывал Шальк, — заработать три-четыре миллиона западных марок уже в следующем году, если будут даны соответствующие полномочия от министерства внешней торговли и министерства государственной безопасности. Эта помощь и поддержка необходимы, потому что ряд операций, таких как нелегальные перевозки товаров и страховые манипуляции, должны проводиться узким кругом людей».
Шальк предложил ввести в состав таможенной службы замаскированных сотрудников госбезопасности — «офицеров по особым поручениям», которые обеспечивали бы секретность подобных операций, а также выискивать среди западных партнеров людей, согласных пойти на незаконные операции.
Идея понравилась. Для него в министерстве внешней торговли создали специальную структуру — отдел коммерческой координации. В начале 1967 года Шальк был утвержден на эту должность решением секретариата ЦК и распоряжением Президиума Совета министров. Фактически он был возведен в ранг заместителя министра. Одновременно он был аттестован как «офицер по особым поручениям» МГБ, и ему присвоили звание подполковника.
Во время Лейпцигской ярмарки, служившей важнейшей площадкой для установления разнообразных контактов с Западом, к Шальку обратился Хорст Крумке, западноберлинский оптовый торговец мясом. Он спросил, нет ли желания познакомиться с сенатором Западного Берлина по экономике Карлом Кенигом.
Впервые они встретились в последних числах мая 1967 года. Социал-демократ Карл Кениг сидел при нацистах в тюрьме, участвовал в Сопротивлении. В Восточном Берлине решили, что это удачная кандидатура для тайных контактов. «Мы оба берлинцы, — докладывал Шальк, — и, разумеется, довольно скоро нашли общий язык».
Обо всех переговорах Шальк писал отчеты для политбюро. Сенатор Кениг сказал Шальку, что о переговорах поставил в известность только видного деятеля Социал-демократической партии Герберта Венера, и просил держать все в секрете.
Герберт Венер — бывший коммунист, он перешел в ряды социал-демократов, поэтому публично его называли предателем. Но именно с ним Восточный Берлин вел тайные игры. В тридцатых годах он, как и другие немецкие коммунисты-эмигранты, жил в Москве. По требованию НКВД, опять же как и другие, писал на товарищей по компартии доносы. В 1967 году председатель КГБ Владимир Ефимович Семичастный передал их коллегам из МГБ ГДР. Отношениями с Венером, видной фигурой в правлении Социал- демократической партии, ведала разведка ГДР.
В 1966 году Герберт Венер занял в правительстве Федеративной Республики ключевую позицию — стал министром по общегерманским вопросам. Отныне посланцы ГДР встречались с ним при соблюдении всех правил конспирации.
«Министр госбезопасности Мильке сам редактировал сообщения о беседах с Венером для Хонеккера, — не без раздражения вспоминал начальник восточногерманской разведки Маркус Вольф. — Вряд ли что-либо другое было окружено в ГДР большей тайной, чем эти сообщения. Кроме трех экземпляров, предназначавшихся для Хонеккера, Мильке и меня, имелась еще одна специально отредактированная и подвергнутая цензуре версия протоколов, которая шла советским партнерам».
В советской колонии в Восточном Берлине отчаянно завидовали черному «мерседесу» Шальк- Голодковского, который свободно пересекал границу с ФРГ, закрытую для других. Шальк занимал совершенно особое место в восточноберлинской иерархии. В столице ГДР было немало людей выше его по положению, но только он один мог беспрепятственно наслаждаться всеми благами капитализма. Шальк зарабатывал для ГДР валюту — любыми путями.
В штаб-квартире Шальк-Голодковского на Вальштрассе, дом 9, хранились миллионы западногерманских марок и американских долларов. Деньги выплачивались и принимались без квитанций
