диверсионных действий военной и политической разведок против натовских и американских военных баз.
Осенью 1952 года было решено построить дополнительные аэродромы для тяжелых дальних бомбардировщиков Туполева и Мясищева, способных нести ядерное оружие. Аэродромы строили на территории восточноевропейских стран и Китая, их использование позволяло наносить удары не только по Западной Европе, но и по американским базам в Атлантическом и Тихом океанах.
Сталин принял решение сформировать сто дивизий реактивных бомбардировщиков фронтовой авиации. Цифра показалась фантастической самим летчикам. Расчеты показали, что на случай войны стране нужно не более шестидесяти бомбардировочных дивизий. Главком авиации поехал со всеми выкладками к министру вооруженных сил Василевскому. Министр его оборвал:
— Это приказ самого товарища Сталина — выполняйте!
Предстояло развернуть сеть военно-учебных заведений и в кратчайшие сроки подготовить минимум десять тысяч летчиков, столько же штурманов и стрелков-радистов. Специальному стройуправлению — построить сотни аэродромов. Авиапромышленности — сверх плана произвести более десяти тысяч бомбардировщиков.
Офицеры исходили из того, что надо ждать новой войны, пишет генерал-лейтенант Николай Николаевич Остроумов, который был заместителем начальника Главного штаба авиации: «Исподволь шла обработка общественного сознания, целенаправленно велась подготовка страны к грядущим испытаниям, а точнее — к войне».
Через несколько лет на пленуме ЦК один из сталинских соратников, председатель Совета министров Николай Александрович Булганин, скажет:
— В последние годы перед смертью Сталина у нас сложилась очень тяжелая международная обстановка. В отношениях с западными державами и Соединенными Штатами мы стояли на грани войны.
На Чукотке строили казармы для воздушно-десантных частей и аэродромы для бомбардировщиков дальнего радиуса действия, в Игарке — военную базу, в бухте Провидения — военные склады. Вдоль всего Северного Ледовитого океана тянули железную дорогу, подтягивали железнодорожные пути к Камчатке. Задача состояла в том, чтобы сразу перенести войну на территорию Соединенных Штатов.
Сталин верил в межимпериалистические противоречия, считал, что сумеет оторвать от Соединенных Штатов Европу. Он писал в своей последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР», опубликованной в сентябре 1952 года: «Капиталистическая Англия, а вслед за ней и капиталистическая Франция в конце концов будут вынуждены вырваться из объятий США и пойти на конфликт с ними… Неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе».
Министр иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский постоянно докладывал Сталину об успехах советской дипломатии, которая пыталась разжечь разногласия между Западной Европой и Соединенными Штатами.
Война на Корейском полуострове была полигоном для советских летчиков. Военно-воздушные силы не только проходили боевую обкатку в Корее, но и привыкали стрелять в американцев. Войну Сталин собирался вести на паях с Мао Цзэдуном, чьи дивизии в Корее сражались с американскими войсками.
«Мао Цзэдун, — сообщал в Москву советский посол в Китае, — сказал, что на опыте войны в Корее они многому учатся, как надо организовать современную армию и как надо вести войну против современных империалистических армий».
Сталин не боялся ядерной войны. Американцы обладали тогда не таким уж большим количеством ядерного оружия. Ракет еще не было, единственное средство доставки — тяжелые бомбардировщики. Генералы убедили Сталина в том, что система противовоздушной обороны сможет перехватить большую часть американских бомбардировщиков. Уничтожить Советский Союз с воздуха американцам не удастся, потери в результате ядерного удара, конечно, будут большими, но это Сталина не беспокоило: страна огромная, народу хватит. А вот для американцев первый же ядерный удар, по мнению вождя, станет сокрушительным. Возникнет паника, и американцы капитулируют. Сталин не считал их хорошими солдатами, полагал, что американцы — трусы, привыкли прятаться за чужой спиной.
— Американский солдат — спекулянт, занимается куплей и продажей, — говорил Сталин 20 августа 1952 года приехавшему из Китая Чжоу Эньлаю. — Какая же это сила? Американцы вообще не способны вести большую войну. Они хотят покорить весь мир, а не могут справиться с маленькой Кореей. Не умеют воевать. Надеются на атомную бомбу, авиационные налеты. Но этим войну не выиграть. Нужна пехота, а пехоты у них мало, и она слаба. С маленькой Кореей воюют, а в США уже плачут. Что же будет, если они начнут большую войну? Тогда, пожалуй, все будут плакать.
«Когда-нибудь по документам, — пишет Валентин Михайлович Фалин, бывший посол в ФРГ и бывший секретарь ЦК по международным делам, — мы, возможно, узнаем, насколько далеко продвинулось создание советского потенциала для упреждающего удара. На основании того, что через вторые руки доходило до меня, замечу лишь — диктатор усоп кстати».
Смерть Сталина стала огромным событием для страны и мира. Мир увидел государство, погрузившееся в горе. Прозаик Валерия Герасимова описала траурный митинг в Союзе писателей 10 марта 1953 года:
«Что-то завывал Сурков, Симонов рыдал — сначала и глазам не поверила, — его спина была передо мной, и она довольно ритмично тряслась…
Николай Грибачев, предостерегающе посверкивая холодными белыми глазами, сказал, что после исчезновения великого вождя бдительность не только не должна быть ослаблена, а, напротив, должна возрасти. Если кто-то из вражеских элементов попытается использовать сложившиеся обстоятельства для своей работы, пусть не надеется на то, что стальная рука правосудия хоть сколько-нибудь ослабла…
Я помню зеленые, точно больные, у всех лица, искаженные, с какими-то невидящими глазами; приглушенный шелест, а не человеческую речь в кулуарах; порой, правда, демонстрируемые (а кое у кого и истинные!) всхлипы. Страх, казалось, достиг апогея».
После смерти Сталина один из сыновей члена Президиума ЦК Анастаса Ивановича Микояна в смятении спросил отца:
— Что ж теперь будет, война?
Анастас Иванович его успокоил:
— Если при нем не случилось войны, то теперь уже не будет!
Битва за Германию
После смерти Сталина три человека встали у руля в Кремле: Георгий Маленков, Вячеслав Молотов и Лаврентий Берия. Они хотели показать себя — стране и миру. Главной внешнеполитической проблемой весной 1953 года оказалась Восточная Германия.
6 мая Берия переправил в Президиум ЦК сообщение представительства МВД в ГДР, которым руководил полковник Иван Анисимович Фадейкин. Он докладывал о серьезных проблемах в социалистической части Германии. Восточные немцы бежали на Запад. Полковник считал, что массовое бегство объясняется не только воздействием «вражеской пропаганды». Проблема — в неправильной экономической политике Восточного Берлина, насильственном призыве молодежи в армию, нехватке продовольствия и потребительских товаров. Фадейкин отмечал, что руководители ГДР не знают, как преодолеть кризис.
14 мая Президиум ЦК поручил Советской контрольной комиссии в Германии представить доклад о бегстве восточных немцев и о том, как его можно остановить. В Москве пришли к выводу, что власти ГДР созрели для того, чтобы самим руководить страной. Роль Советского Союза в управлении Восточной Германией должна становиться менее заметной.
18 мая доклад был представлен, вина возлагалась на политику ускоренного строительства социализма в ГДР. На Президиуме ЦК Вячеслав Михайлович Молотов, который после смерти Сталина вновь стал министром иностранных дел, говорил о необходимости изменить курс и позаботиться о повышении
