будут выдавать себя за совершенно других людей. То есть они лишаются права говорить правду, но с ЦРУ они должны быть абсолютно правдивы. Им объясняют, что говорить друзьям, соседям. Жены (или мужья) обычно знают, чем занят супруг. А детям скажут только тогда, когда они будут достаточно взрослыми, чтобы уметь хранить секреты. Не говорят даже родителям, чтобы они случайно в приливе гордости за сына не обмолвились, чем он занимается.
Разведка становится технологичной — в том смысле, что ее интересует не только политика, поэтому часто берут на работу людей с техническим образованием. Им проще беседовать с завербованными инженерами, они разбираются в секретах, которые им предстоит украсть. Состав работников ЦРУ резко изменился. Десять лет назад это были почти только мужчины с белым цветом кожи. Теперь нужны люди, которые могут сойти за своих в разных районах мира. Берут женщин, афроамериканцев и американцев азиатского происхождения. Вербуют молодежь в Чикаго и Детройте, где много выходцев из Центральной Европы.
Считалось, что женщины бесполезны в некоторых странах, где нет практического равноправия женщин, что в этих странах женщины не смогут завязать контакты с высокопоставленными чиновниками. Оказалось, что это не так. Женщины, работающие в ЦРУ, подали несколько судебных исков, обвиняя начальство в том, что то мешает их продвижению только потому, что они женщины…
Разведчики пребывают в уверенности, что они заранее обо всем предупреждают политиков, но политики не способны воспользоваться тем кладом, каким является разведывательная информация. А многие профессиональные политики достаточно пренебрежительно относятся к разведывательной информации, считая, что в принятии важнейших политических решений разведка помочь не может.
Люди, далекие от вершин власти, часто с мистическим уважением относятся к документам, помеченным пугающими грифами «совершенно секретно». Считают, что в шифровках разведки таится высшая мудрость. Уверены, что если бы они получили доступ к разведывательным сводкам, то им открылись бы все тайны мира. Знающие люди куда более скептичны.
Вадим Александрович Печенев, бывший помощник генерального секретаря ЦК КПСС, а в российские времена сотрудник президентской администрации, рассказывал:
— Если бы знали любознательные от природы люди, сколько уникальной «секретной» литературы и прочих материалов я вернул, не читая, а то и перемолол, не заглядывая в них, в спецмашинах, сколько «сверхсекретных» (в кавычках и без) бумаг, телеграмм, депеш, так называемых шифровок с грифами политбюро, КГБ, ГРУ я списал не читая!..
Если бы он и читал все эти шифровки и прочие секретные донесения, считает Вадим Печенев, то все равно вряд ли это помогло ему в понимании истинных движущих мотивов политики.
Сотрудники разведки и в советские времена не носили форму с синими петлицами, не щелкали каблуками и не обращались друг к другу по званию, но воинская система отношений наложила свой отпечаток и на разведку. Она исключает дискуссии и сомнения относительно приказов начальника. Разумный начальник, естественно, поощрял споры. Не очень умный запрещал. Это мешало исполнению главной задачи — снабжать политическое руководство страны объективной и осмысленной информацией о происходящем в мире.
Любимая среди военных команда «Не рассуждать!» в разведке не поощрялась, но многие резиденты отправляли в Центр только такие донесения, которые там хотели видеть. Если кто-то из офицеров не разделял мнение резидента, он не имел возможности сообщить об этом в Москву. Отправить шифротелеграмму в Центр может только резидент.
Не согласный с резидентом офицер должен был ждать отпуска, чтобы, вернувшись домой, попроситься на прием к начальству. И этот офицер рисковал многим, вступая в спор с резидентом, потому что жалобы на начальство не поощрялись. Знаю несколько случаев, когда поссорившихся с резидентом офицеров разведки, даже если фактически они были правы, раньше времени возвращали в Москву и назначали с понижением на второстепенный участок работы или вовсе переводили в разряд офицеров кадрового резерва.
Если же резидент не желал держать нос по ветру и отправлял в Центр реалистические телеграммы, это тоже не имело особого успеха. Переходя от одного начальника к другому, информация о реальном положении дел превращалась в свою противоположность. Донесения разведки не должны были расходиться с той картиной мира, которую рисовали себе в Кремле.
Крупнейшие провалы советской внешней политики, скажем ввод войск в Афганистан, объяснялись и этой порочной практикой первого главка КГБ. Работавшие в Кабуле разведчики утверждают, что они сообщали в Москву все, как было, но в Центре их донесения переписывались и смягчались.
Десятилетиями разведывательный аппарат в Восточной Германии докладывал в Москву о всяких пустяках, о мелких интригах внутри политбюро ЦК СЕПГ. Например, наши разведчики узнали, что генеральному секретарю ЦК СЕПГ Эриху Хонеккеру во время операции дважды давали наркоз, что, по мнению специалистов, не могло остаться без последствий для его умственных способностей…
Не было такой сферы жизни ГДР, которая осталась бы вне внимания советской разведки. Помимо представительства КГБ, в Восточной Германии работала резидентура Главного разведывательного управления Генерального штаба, разведывательное управление штаба Группы войск в Германии, управление особых отделов Группы войск.
Но советская разведка, обладавшая в Восточной Германии всеми оперативными возможностями, не смогла предсказать скорый крах ГДР. В критический период, когда социалистическая Германия разрушалась на глазах, каждый день в шесть утра по аппарату ВЧ-связи берлинская резидентура докладывала в Москву ситуацию. Но попытки прогноза всякий раз оказывались безуспешными.
О том, что ближайшего союзника ждет неминуемая катастрофа, разведчики своему президенту не сказали. Не потому, что хотели утаить, — сами не знали. Зато снабжали руководство страны массой ненужной информации, которая только самой разведке казалась важной.
Влияют ли настроения аппарата разведки на ту информацию и оценки, которые служба дает президенту? Это вопрос риторический. Некоторые дипломаты говорили, что разведка рисует окружающий мир в искаженном свете, пугает президента сообщениями о том, что страна со всех сторон окружена врагами. Но этих дипломатов давно убрали с государственной службы…
Большая часть аппарата разведки, условно говоря, состоит из консерваторов.
Во-первых, консерватизм разведки естественен — это все-таки военизированная среда.
Во-вторых, разведчики многое потеряли в результате перемен в стране. Они утратили привилегированное положение, которое в советские времена гарантировало выезд за границу и почтительное отношение окружающих.
В-третьих, даже очень разумные люди, давно разочаровавшиеся в советской системе, ненавидят сближение с Западом и говорят о национально ориентированной политике. Они все равно не любят американцев.
Для них партнерство с Западом и либеральные реформы в экономике в лучшем случае — глупость, в худшем — сознательное стремление разрушить страну. Они никогда не верили, что Запад и особенно Соединенные Штаты способны быть союзниками России и искренне желать ей добра.
Либералов в разведке меньшинство. Эти люди осторожны в высказывании своих политических взглядов, потому что единомышленников у них здесь немного. Остальные разведчики в той или иной степени недовольны были тем, что происходило в стране в ельцинские времена. Причем это свойственно не только ветеранам. И молодые люди со значением говорили:
— Подождите, еще все вернется, как было.
Они воспрянули духом при Владимире Путине, и действительно, за годы его президентства положение разведчиков улучшилось, и роль разведки стала возрастать.
Часть вторая
Шпионские игры со смертельным исходом