миром! Мы не прочь, чтобы они хорошенько подрались и ослабили друг друга.
Польшу Сталин назвал фашистским государством.
— Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Чем плохо, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население?
9 сентября Молотов распорядился отправить немецкому послу телефонограмму: «Я получил ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия правительству Германской империи».
Но бои за Варшаву затянулись. Поляки отчаянно защищали свою столицу. Москву это упорство польской армии раздражало. Гитлер торопил Сталина с вступлением в войну против Польши. Ему не нужна была военная поддержка Красной армии, он сам мог справиться с поляками. Но ему важно было политическое значение участия СССР в войне с Польшей. Риббентроп писал Молотову, что они рассчитывают на скорое наступление Красной армии, «которое освободит нас от необходимости уничтожать остатки польской армии, преследуя их вплоть до русской границы».
Молотов отвечал Риббентропу: «Мы считаем, что время еще не наступило. Возможно, мы ошибаемся, но нам кажется, что чрезмерная поспешность может нанести нам ущерб и способствовать объединению наших врагов».
Вступать в войну Сталин не спешил, потому что поляки продолжали сражаться. Вторжение в Польшу предполагалось осуществить в ночь с 12 на 13 сентября, потом дату выступления перенесли на 17-е. Для войны с Польшей на границе было сосредоточено около миллиона солдат и офицеров Красной армии, танки и авиация. Были созданы два фронта — Белорусский и Украинский. Перед частями Красной армии была поставлена задача разгромить вооруженные силы Польши, захватить стратегически важные объекты и не допустить ухода польских солдат и офицеров на территорию Венгрии и Румынии.
10 сентября Молотов пригласил посла Шуленбурга:
— Советское правительство было застигнуто врасплох неожиданно быстрыми германскими военными успехами. Красная армия рассчитывала, что у нее на подготовку есть несколько недель, которые сократились до нескольких дней.
Молотов откровенно предупредил посла, что Москва намеревалась заявить, что Польша разваливается на куски и Советский Союз вынужден прийти на помощь украинцам и белорусам, которым «угрожает» Германия.
— Это даст Советскому Союзу благовидный предлог и возможность не выглядеть агрессором. Но вчера генерал-полковник Браухич заявил, что военные действия уже заканчиваются. Если Германия заключит перемирие с Польшей, Советский Союз не сможет вступить в войну.
Риббентроп попросил Шуленбурга передать, что слова главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича «явное недоразумение, вопрос о перемирии с Польшей не ставится».
14 сентября Молотов пригласил Шуленбурга и сказал, что Красная армия уже практически готова, но, учитывая политическую мотивировку советской операции (защита украинцев и белорусов), Москва не может начать действовать до того, как падет Варшава. Поэтому Молотов попросил как можно более точно сообщить ему, когда можно рассчитывать на полный захват Варшавы.
Риббентроп сообщил из Берлина, что Варшава будет занята в течение нескольких дней. Он просил передать Молотову: «Мы подразумеваем, что Советское правительство уже отбросило мысль, что основанием для советских действий является угроза украинскому и белорусскому населению, исходящая от Германии. Указание такого мотива невозможно».
Шуленбург принес послание Риббентропа Молотову. Нарком согласился, что «планируемый Советским правительством предлог содержал в себе ноту, обидную для чувств немцев, но просил, принимая во внимание сложную для Советского правительства ситуацию, не позволять подобным пустякам вставать на нашем пути».
— Советское правительство, — говорил Молотов послу, — к сожалению, не видит другого предлога, поскольку до сих пор Советский Союз не беспокоился о национальных меньшинствах в Польше и должен так или иначе оправдать свое вмешательство в глазах заграницы.
Из Берлина прислали проект совместного коммюнике о вступлении советских войск в Польшу. Шуленбург привез его Сталину. Тот прочитал русский перевод и попросил посла внести некоторые изменения. За несколько минут, не спрашивая совета у Молотова, сидевшего рядом, он исправил текст и передал послу. Шуленбург сказал, что должен доложить новый текст своему правительству.
Сталин кивнул и сказал:
— Не забудьте, что и древние римляне не вступали в битву голыми, а прикрывались щитами. Сегодня роль таких щитов, защищающих нас от общественного мнения, играют искусно составленные политические коммюнике.
Оба текста положили Гитлеру на стол. Он выбрал вариант, составленный Сталиным:
— Конечно этот! Разве вы не видите, что он намного лучше!
17 сентября в два часа ночи немецкий посол Шуленбург, военный атташе генерал Кёстринг и советник Хильгер были приглашены к Сталину. Он сказал, что в шесть часов утра Красная армия перейдет советско-польскую границу. Генерал Эрнст Кёстринг сказал, что за эти несколько часов немецкое командование не успеет предупредить все наступающие части и потому возможны столкновения. Нарком обороны Ворошилов ответил Кёстрингу, что немцы с их организационным талантом справятся и с этим.
Польского посла в Москве Вацлава Гжибовского заместитель наркома иностранных дел Владимир Потемкин поднял с постели в два часа ночи, чтобы вручить ноту советского правительства: «Польско- германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. Варшава как столица Польши больше не существует. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать». Посол ноту с возмущением отверг: Варшава еще не пала и польское правительство продолжало существовать.
Потемкин прервал беседу, вышел в приемную и отправил одного из сотрудников своего секретариата, чтобы тот отвез ноту в польское посольство и под расписку сдал ее.
Выпускник исторического отделения Московского университета, Владимир Петрович Потемкин знал несколько языков, в том числе латынь, иврит и греческий, опубликовал монографию «Очерки по истории древнейшего еврейства» и сборник работ, посвященных борьбе с антисемитизмом, который издал под названием «Помощь голодающим евреям», во время первой русской революции выступал против еврейских погромов (подробнее см. журнал «Новая и новейшая история» (2007. № 5).
Во время Гражданской войны Владимир Потемкин попал на политработу в войсках, оказался в окружении Сталина и активно поддержал его линию в борьбе против военспецов и принципа единоначалия в армии.
«В начале гражданской войны, — вспоминал Лев Троцкий, — Потемкин попал на фронт, очевидно по одной из бесчисленных мобилизаций. На Южном фронте сидел тогда Сталин, который назначил Потемкина начальником политотдела одной из армий (дивизий?). Во время объезда я посетил этот политотдел. Потемкин, которого я видел впервые, встретил меня необыкновенно низкопоклонной и фальшивой речью. Рабочие-большевики, комиссары, были явно смущены. Я почти оттолкнул Потемкина от стола и, не отвечая на приветствие, стал говорить о положении фронта…
Через известное время политбюро с участием Сталина перебирало состав работников Южного фронта. Дошла очередь до Потемкина.
— Несносный тип, — сказал я, — совсем, видимо, чужой человек.
Сталин вступился за него: он, мол, какую-то дивизию на Южном фронте «привел в православную веру» (то есть дисциплинировал). Зиновьев, немного знавший Потемкина по Питеру, поддержал меня.
— Да чем же он, собственно, плох? — спросил Ленин.
— Царедворец! — отвечал я.
Ленин, видимо, понял, что я намекаю на сервильное отношение Потемкина к Сталину. Но мне этот вопрос и в голову не приходил. Я имел просто в виду неприличную приветственную речь Потемкина по моему адресу…»
После Гражданской войны Владимира Петровича Потемкина оставили работать в Одессе
