«Вернулся из Кремля: был у Ворошилова… Он перешел к теме Гитлера: человек оказался гораздо умнее и серьезнее, чем мы предполагали. Большой ум, сила… Пусть упрекают: маньяк, некультурный, экспансивный и прочее, но в своем деле — гений, сила… Мы внимательно слушали».
Сталина вполне устраивала бы долгая война на западе Европы, которая истощила бы силы и Англии, и Германии и предоставила бы ему свободу действий на континенте. Во время второй встречи с Риббентропом Сталин успокоил нацистского министра:
— Советское правительство не собирается вступать в какие-либо связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Премьер-министр Англии — болван, а премьер-министр Франции — еще больший болван…
И тут Сталин произнес неожиданную фразу:
— Если Германия вопреки ожиданиям попадет в тяжелое положение, то можете быть уверенными, что советский народ придет на помощь Германии и не допустит, чтобы Германию удушили. Советский Союз заинтересован в сильной Германии.
Риббентроп понял Сталина в том смысле, что он готов поддержать Германию, если ход ее войны с западными державами сложится неудачно. Нацистский министр ответил, что в военной помощи Германия не нуждается, но рассчитывает на поставку военных материалов.
В Берлине не поверили Риббентропу, что Сталин действительно произнес такую фразу. Посла Шуленбурга уполномочили сходить к Молотову и попросить у него точную запись сталинских слов. Немцы получили выписку и убедились, что Риббентроп правильно понял советского вождя: Сталин прямым текстом предлагал Германии помощь, если она начнет терпеть поражение в войне с западными державами. Сталин, конечно, не хотел усиления Германии, но и не желал ее разгрома, потому что, пожалуй, по-прежнему главным врагом считал Англию…
Это откровенно выразил его преданный помощник — начальник политуправления Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис.
— Главный враг — это, конечно, Англия, — пояснил Мехлис, выступая 10 ноября 1939 года перед советскими писателями. — А Германия делает в общем полезное дело, расшатывая Британскую империю. Разрушение ее поведет к общему краху империализма…
В Советском Союзе была запланирована пятилетка дружбы с нацистской Германией, которая помогала создавать советскую военную промышленность. Германия была переполнена советскими специалистами, которым все показывали и рассказывали. Немцы продали Советскому Союзу образцы новейших артиллерийских орудий и танков (а к ним и формулу брони).
Впоследствии советские авиаконструкторы почему-то жаловались, что им не все показали. На самом деле они увидели всю боевую технику, которая производилась для люфтваффе. Не показали им только ту, которая еще создавалась или испытывалась. Но подобные секреты не раскрывают даже самым близким друзьям.
В общей сложности в Германии приобрели тридцать боевых самолетов, в том числе все новейшие образцы авиационной техники. Наши летчики перегнали в Советский Союз «Мессершмидт-109» и «Мессершмидт-110», «Юнкерс-52» и «Юнкерс-88», «Дорнье-215» и даже не принятый еще на вооружение опытный образец «Хейнкель-100», словом, все самолеты, с которыми в июне сорок первого военно- воздушные силы Красной армии столкнутся в небе. Так что у советских авиаконструкторов и летчиков было достаточно времени, чтобы получить полное представление о том, чего добились немецкие коллеги.
Немецкую технику изучали на четырех авиационных заводах с привлечением специалистов со всей страны. Осмотр немецких самолетов показал, что советская авиация отстала от люфтваффе. Авиаконструкторы брали у немцев, что могли. Это позволило накануне войны улучшить отечественные модели и дать армии более современные машины.
Основные советские закупки делались для военного флота.
Немцы продали Красной армии самый современный для того времени тяжелый крейсер «Лютцов», заказанный наркомом Тевосяном. Весной 1940 года немецкий буксир привел его в Ленинград. Примерно семьдесят немецких инженеров и механиков участвовали в достройке крейсера. Вообще говоря, огромные надводные корабли для будущей войны с Германией, сухопутной державой, не были нужны. Надо понимать, флот предназначался для будущего соперничества с морскими державами — Англией, Соединенными Штатами, для завоевания господства на морях…
Почему Гитлер, уже зная, что нападет на Россию, щедро делился оружием и военными технологиями? Считал, что Советский Союз ничем не успеет воспользоваться…
Сталин полагал, что фюрер так же холоден и расчетлив, как и он сам, и не станет рисковать, поставив на кон все достигнутое во имя нереальной цели — покорения России. Вот почему Сталин до последней минуты пребывал в уверенности, что Гитлер на войну не решится: фюрер блефует и пытается заставить Россию пойти на территориальные и экономические уступки.
А как же разведка? Все послевоенные десятилетия разведслужбы доказывают, что всё знали заранее и предупреждали руководство страны о немецких планах…
Вот одно из спецсообщений, которое НКВД отправил Сталину:
«31 мая на Ладожском озере убита ворона, на которой обнаружено кольцо за № Д-72291 с надписью “Германия”. Одновременно вблизи деревни Русыня Батецкого района Ленинградской области коршуном сбита ворона, на которой имелось кольцо за № Д-70398 также с надписью “Германия”.
3-й отдел Главного управления госбезопасности НКВД полагает, что немцы при помощи ворон исследуют направление ветра с целью использования их в чисто диверсионных и бактериологических целях (поджог населенных пунктов и скирд хлеба)».
Чекисты считали, что информируют главу государства о диверсионной деятельности нацистской Германии. А Сталин внимательно прочитал сообщение и не возмутился тому, что ему шлют с Лубянки какую-то чушь. Неужели воспринял сообщение о воронах, окольцованных орнитологами, всерьез?
Разведка — огромный пылесос, она собирала колоссальный массив сведений, среди которых были и очевидная дезинформация, и просто ошибочные сведения. Вопрос в умении анализировать, отличить одно от другого…
Пакт Молотова — Риббентропа в 1939 году открыл для советской разведки новые возможности. Активизация контактов с Берлином позволила восстановить связи с агентурой на территории Германии. Но опытные разведчики были уничтожены в годы массовых репрессий. В Берлин поехали новички.
Руководителем резидентуры политической разведки назначили Амаяка Захаровича Кобулова — брата Богдана Кобулова, ближайшего соратника Берии. Амаяк Захарович был высоким, стройным, красивым, обходительным. Душа общества, прекрасный тамада. Но этим его достоинства исчерпывались. Немецкого языка и ситуации в Германии Кобулов не знал. Он начинал свою трудовую деятельность кассиром- счетоводом в Боржоми и рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату.
Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов- двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Гитлер сам просматривал данные, предназначенные для Кобулова. Это была успокоительная информация: Германия не собирается нападать на Советский Союз. Сосредоточение немецких дивизий на советской границе — средство политического давления на Москву. Война нервов. Немцы готовят ультиматум. Возможно, Берлин потребует дополнительных поставок нефти и зерна. Или потребует присоединиться к войне против Англии…
Проблема состояла в том, что поток развединформации в Москве не могли правильно осмыслить. Сталин не доверял аналитическим способностям чекистов, предпочитал выводы делать сам и требовал, чтобы ему клали на стол подлинники агентурных сообщений. Вождь пребывал в уверенности, что картина мира ему известна и ясна. От разведки требуется лишь предоставить доказательства их правоты.
Главная проблема, конечно же, состояла в нежелании Сталина посмотреть правде в глаза. Советское руководство до последнего верило в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером.
13 апреля 1941 года, в воскресенье, Сталин сделал неожиданный жест. Вождь приехал на вокзал проводить польщенного таким вниманием министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока. Япония была союзником нацистской Германии.
«Этого не ожидал никто, — вспоминал Молотов, — потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко
