4 октября 1948 года ЦК ВКП(б) принял постановление по Молдавии, в котором местным властям было приказано:

«Повысить политическую бдительность, своевременно разоблачать и пресекать враждебную деятельность кулацко-националистических элементов, развернуть пропаганду колхозного строя…»

Деревню очищали от «враждебных элементов». В ночь с 5 на 6 июня 1949 года в Молдавии провели массовую акцию: выселили из республики шесть с лишним тысяч «кулацких» семей вместе с детьми — тридцать пять тысяч человек[8]. Депортировали их в отдаленные районы СССР. Средства производства у них отобрали, то есть просто ограбили.

Сразу после выселения все остальные стали подавать заявления с просьбой принять их в сельхозартель, потому что крестьянам объяснили: члены колхозов не подлежат выселению. За полтора месяца в артели вступило крестьян больше, чем за три с половиной года. К тому же у крестьян- единоличников забирали сады, виноградники и хорошую, обработанную землю.

В июле 1950 года пленум ЦК компартии Молдавии обсуждал постановление союзного ЦК о недостатках в работе республиканской партийной организации. Бывший первый секретарь Николай Григорьевич Коваль, занявший этот пост после войны, самокритично признал свои ошибки. В кресле первого секретаря его сменил присланный из Москвы Леонид Ильич Брежнев. Но наказывать никого не стали. Коваля назначили председателем республиканского Госплана. А Герасим Рудь, хотя на нем, как и на других кишиневских руководителях, лежит вина за трагедию Молдавии, остался председателем правительства.

Когда Брежнев уже умер, в январском номере журнала «Новый мир» за 1983 год появились главы из его «Воспоминаний», среди них «Молдавская весна»:

«Молдавия — была одна из самых молодых союзных республик. Правобережная ее часть не прошла вместе со всей страной грандиозной школы советского строительства. В считанные годы она должна была пройти путь пятилеток или даже десятилетий. В Молдавии бурно развивались все те процессы, которые уже прошли в других республиках за более долгий срок. Иным глухим районам, лежавшим за Днестром, предстояло вырываться к социализму наикратчайшим путем».

Ускоренное движение к социализму, о котором говорится в воспоминаниях Леонида Ильича, оказалось гибельным для республики. К приезду Брежнева в Молдавию насильственная коллективизация практически была завершена. Сельское хозяйство находилось в бедственном положении, что списывалось на происки врагов.

«Враги у колхозного строя были, — говорилось в написанной от имени Брежнева “Молдавской весне”. — Вредили они чаще всего исподтишка: наговорами, провокациями, пробирались подчас к руководству хозяйствами, проталкивали туда своих людей и всячески старались подорвать веру людей в колхозы. Они брались и за обрезы, хотя массового характера такие выступления не носили».

Незлой по натуре, Брежнев, как и многие чиновники сталинского времени, воспитал в себе умение не замечать страдания и несчастья окружающих. Действовал инстинкт самосохранения: человек искренний и чувствительный работать в аппарате не смог бы.

Пострадала не только Молдавия. Грабительские хлебозаготовки сорок шестого года оставили Украину без хлеба.

«Голод 1946 года как бы продолжал трагедию голодомора 1933 года, — вспоминал Александр Семенович Капто, который впоследствии стал секретарем ЦК компартии Украины по идеологии. — Умерших не успевали выносить не только из сельских хат. Они лежали у забора, у опустевшего магазина, просто во дворе. Многие высохли настолько, что тела, казалось, хватало только для заедавших вшей, другие опухли до неузнаваемости…»

По данным органов внутренних дел республики, к лету сорок седьмого больше миллиона человек страдало от дистрофии, триста с лишним тысяч, надеясь спасти, госпитализировали, сорок шесть тысяч жителей Украины умерли от голода…

Масштабы послевоенного голода вполне сопоставимы с голодом начала тридцатых, вызванным коллективизацией.

Управление по проверке партийных органов ЦК ВКП(б) докладывало секретарю ЦК Жданову 25 марта 1947 года:

«На предприятиях города Мариуполя Сталинской области за последнее время значительно возросло число рабочих, больных дистрофией. По заключению врачей, по пяти заводам Мариуполя зарегистрировано 3789 заболеваний дистрофией. Наибольшая заболеваемость имеется на заводе им. Ильича, где больных дистрофией числится 2475 человек, из них 1695 детей, умерло по этой причине 65 человек.

Число заболеваний на предприятиях с каждым днем увеличивается. Рост заболеваемости дистрофией в значительной мере вызван тем, что Министерство торговли СССР на протяжении пяти месяцев систематически уменьшает лимиты предприятиям на выдачу хлеба и продуктов. Значительная часть нетрудоспособных иждивенцев и детей совершенно не получает хлеба и продуктов».

Сталин и политбюро знали, что происходит. 31 декабря 1946 года заместитель главы правительства Берия докладывал Сталину:

«Представляю Вам полученные от т. Абакумова сообщения о продовольственных затруднениях в некоторых районах Молдавской ССР, Измаильской области УССР и выдержки из писем, исходящих от населения Воронежской и Сталинградской областей, с жалобами на тяжелое продовольственное положение и сообщениями о случаях опухания на почве голода…»

Выдержки из писем, недавно рассекреченные, невозможно читать без слез. Россия была не в лучшем положении. В последующие годы урожай был выше, голод прекратился, но продовольствия все равно не хватало.

В докладе на XIX съезде партии секретарь ЦК Маленков в октябре 1952 года заявил, что зерновая проблема решена полностью и бесповоротно. В ЦК, скажем, потоком шли письма из Рязани — нет ни хлеба, ни молока, ни мяса. Сталину положили на стол письмо, в котором с ехидцей замечалось — как же так: товарищ Маленков заявил, что зерновая проблема решена, а в Рязани даже хлеба нет, не говоря уже о колбасе и масле?

Маленков поручил секретарю ЦК Аверкию Борисовичу Аристову проверить это заявление. Тот поехал в Рязань. Когда вернулся, Маленков поинтересовался:

— Как там дела? Перебои со снабжением?

— Нет, — доложил Аристов, — какие там перебои! Просто нет хлеба в продаже, фонды им не выделили.

— Вы только, товарищ Аристов, без паники, — сказал невозмутимый Маленков. — Пишите на имя товарища Сталина результат проверки.

Не успел Аристов составить докладную, как его пригласили к самому Сталину. Аверкий Борисович, излагая эту историю уже после смерти вождя, пояснил:

«Присутствовали товарищи Игнатов, Хрущев, Пегов, Михайлов и другие. Я не ошибаюсь, я помню хорошо, потому что мне это дорого обошлось».

— Кто был в Рязани? — поинтересовался вождь.

Аристов поднялся.

— Что там? Перебои?

— Нет, — доложил Аристов, — товарищ Сталин, не перебои, а давно там хлеба нет, масла нет, колбасы нет. В очереди сам становился с первым секретарем обкома с шести-семи утра, проверял. Нет хлеба нигде. Фонды проверял, они крайне малы. Видимо, Маленков докладывал Сталину о ситуации в области иначе, в розовых красках. Не хотел огорчать вождя. Сталину слова Аристова не понравились. Он считал, что во всем виноват секретарь обкома партии:

— Что у нас за секретарь сидит в Рязани? Шляпа. Почему не сигнализировал нам? Снять его с работы! — кричал рассвирепевший Сталин.

Аристов все же успел вставить, что такое же положение с хлебом существует и в других городах. Аристова поддержал Хрущев, который не упустил случая подпортить репутацию Маленкова.

— Товарищ Сталин, наша Украина пшеничная, а пшеницы, белого хлеба в продаже не бывает, — доложил Хрущев. — Украинцы с болью говорят: прочитали доклад Маленкова, в котором сказано, что зерновая проблема решена, а нас суррогатом кормят. А украинцы привыкли белый хлеб кушать.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату