поскольку боялись породить здесь волну антисемитизма. Они слишком дрожали за собственные шкуры, чтобы бороться за жизнь миллионов людей за границей»44.
Несомненно, что бывшие лидеры Чрезвычайного комитета пытались разоблачить своих старых врагов, но, с тех пор как вспыхнула война, они стали критически относиться также и к собственным усилиям и охотно признавали, что начали действовать слишком поздно. До заявления Уайза в ноябре
1942 г. они не понимали важности сообщений о массовых убийствах евреев. Однако более широкая критика по адресу комитета связана с их первоначальным требованием о
Восстание «Иргуна» в 1944 г.
Американским иргуновцам суждено было совершить множество еще худших ошибок, когда в январе 1944 г. «Иргун»
поднял восстание в Палестине. Прибыв в мае 1942 г. в Палестину, Бегин нашел ревизионистов в полном смятении. Он потребовал реорганизации «Иргуна» и в конце концов был назначен его командиром. «Иргун» всегда представлял лишь незначительное меньшинство евреев в Палестине. Большинство палестинских евреев считало его членов «помешанными фашистами», причинявшими делу сионизма огромный вред нападками на Великобританию, когда та сражалась против
Гитлера. Иргуновцев не признавали даже члены ревизионистского политического аппарата, придерживавшиеся старых взглядов. «Иргун» представлял собой крайне малочисленную организацию, насчитывавшую всего лишь несколько сотен членов. «Хагана», видевшая в них фашистов, начала бороться с ними в сотрудничестве с англичанами, хотя «Иргун» и воздерживался от нанесения «Хагане» ответного удара, отдавая себе отчет в том, что после войны им придется объединиться, чтобы попытаться изгнать из страны англичан. Он не нападал и на военные объекты, чтобы не создавать впечатления, что вмешивается в военные дела.
Таким образом, во многих отношениях восстание носило символический характер, но оно переключило внимание в
Соединенных Штатах и Великобритании с европейских евреев на палестинских. Уайзу представился удобный случай восстановить доверие к себе, и он обвинил Чрезвычайный комитет в поддержке терроризма. Однако американцы — именовавшие себя теперь Еврейским комитетам за национальное освобождение, — равно как и Чрезвычайный комитет, ставили в заслугу восстанию не то обстоятельство, что оно отвлекло внимание от Европы, а, скорее, то, что оно усиливало понимание бедственного положения евреев. Петер Бергсон продолжал упорно защищать как само это восстание, так и отношение к нему комитета:
«Мне известно, что имеются такие историки, которые утверждают, будто в конце концов мы были не лучше истэблишмента, что и мы также направляли наши усилия не на спасательную работу, а больше на оправдание «Иргуна». Они не правы. Как можно не возмутиться, если англичане ничего не делают для спасения ваших сородичей в Европе? Мне было бы стыдно за палестинских евреев ка «за народ, если бы в стране не нашлось никого, кто бы восстал»45.
Шмуль Мерлин твердит, что восстание расстроило некоторых евреев больше, чем неевреев46. Еврейскую прессу читают только евреи, и на них та шумиха, какую поднял вокруг действий «Иргуна» истэблишмент, произвела значительно большее впечатление. Однако лишь только «Иргун» восстал, комитет снова впал в свой старый политический фанатизм. Хехт и другие деятели начали всячески поносить на страницах своего органа «Ансвер» всех без исключения немцев: «Где только ни сидит или стоит, плачет или смеется какой-нибудь немец, там неизменно царит мерзость. И годы никогда не отмоют его от этого»47. Они черпали свое вдохновение из патетической книги Хехта «Руководство для обманутых»:
«Я считаю нацистское правительство не только вполне подходящим для немцев, но и идеальным германским правительством с точки зрения всей остальной части мира. Его следует оставить им в качестве дара Тантала, после того как они будут разгромлены.
Им следует позволить оставаться немцами, живущими на открытом пространстве, окруженном оградой с остриями поверх нее, такой, какую используют для ограждения зоопарков. Внутри этого нацистского зоопарка, сохраняемого миром для развлечения философов, немцы могли бы слушать Бетховена и мечтать об убийствах, никому не причиняя беспокойства… Надежно замкнутые посреди Европы нацисты (вместе со штурмовыми отрядами, концлагерями, палачами и гестапо в их нетронутом виде) занимались бы решением своих проблем по уничтожению людей на свой собственный лад. Нам незачем было бы терзаться муками совести из-за совершающихся у них массовых убийств… Но на свете никогда не случается таких разумных вещей. Наши государственные деятели будут настаивать на том… чтобы враг снова выступил в своей маскарадной одежде в качестве представителя человеческой расы. Таким образом, нашей наградой за победу над ним будет предоставление немцам возможности снова обманывать нас»48.
Тот факт, что американские иргуновцы сделали больше всех других сионистов, чтобы помочь евреям в оккупированной Европе, совершенно очевиден. Совершенно очевидно также и то, что поднятое Бегииом восстание не оказало евреям абсолютно никакой помощи. Американские иргуновцы подталкивали Бегина развязать свою кампанию: в этом заключались и их сила, и их слабость. Они не ожидали, что англичане отдадут им Палестину; иргуновцы порвали с последними еще до войны и, бесспорно, собирались бороться с ними и в ходе войны, и после пее. Они полагали, что им придется вырвать то, чего они хотели, из рук империалистов, и подобная психология одержала верх в их подходе к спасению евреев Европы. Они перехитрил «Стефана Уайза, поскольку представляли «маленьких евреев». Обыкновенные евреи жаждали «действий, а не жалости» и поддерживали Чрезвычайный комитет потому, что он выразил возмущение тем, что происходило с европейскими евреями. По в Палестине Бегин не пользовался симпатиями простых евреев. Если бы «¿Иргун» мобилизовал еврейские массы на прямой вызов Грюнбауму, вполне возможно, что он сумел бы нанести поражение руководству ВСО. Как и прежде, дело Палестины вновь оказалось отвлекающим маневром.
«Мы не должны мешать военным усилиям… своими бурными протестами»
Нельзя простить задержку публичного признания лидерами ВСО факта массового истребления нацистами попавших в их руки евреев, хотя Вассерштайн опять-таки пытался защитить их:
«Принимая во внимание характер и масштабы ужасной реальности, вряд ли можно удивляться тому, что евреи на Западе смогли заставить себя посмотреть в лицо жестокой правде только после того, как первые, не подкрепленные никакими доказательствами отрывочные сообщения получили подтверждение, уже не оставлявшее место для каких-либо сомнений»49.
Другие убеждали, что предвидели вероятность уничтожения миллионов евреев даже еще до войны. После «хрустальной ночи», 19 ноября 1938 г., Национальный комитет Социалистической рабочей партии (СРП) выступил с заявлением, требовавшим: «Впустите беженцев в Соединенные Штаты!»
«Облаченные в коричневые рубашки чудовища, — говорилось в нем, — даже не трудятся скрыть свою цель — физическое истребление каждого еврея в Великой Германии»50.
22 декабри 1938 г. Троцкий, который предвидел уничтожение евреев, в брошюре «К еврейскому вопросу» писал:
