— Легаты, — пролопотал Мариотт.
— Покойники?
Мариотт, не ответив, прислушивался к ударам.
— …Те, кого ты не успел отправить в убой?
— Те, кто не простит мне лазейки в Гору.
— Они не знали о ней?
— Терпели в ожидании Храма.
Удары под полом стали усиливаться, шкаф буквально заходил ходуном, дверца одной ячейки раскрылась, и из нее выкатились салазки с трупом.
— Ты все еще хочешь правды? — спросила Эстер Мариотта.
Тот молча кивнул.
— Так получи. — С этими словами Эстер сделал ему в шею инъекцию «сыворотки правды».
Мариотт сел на пол спиной к дребезжащему шкафу.
— Это же твоя любимая тема — мифология Горы, — сказала Эстер, бросив шприц-пистолет. — История открытия ле Шателье философского камня. Арифметика обращения свинца в золото, обретения вечной молодости. Ты шел в верном направлении, но от неверной посылки. Узнав про уничтоженный ле Шателье тираж статьи, ты внял в этой истории только тому, что требовалось самому ле Шателье: Гора что- то скрывает. Но ле Шателье печатал свою статью, уже заранее зная, что уничтожит тираж. И точно также расплачивался с акционерами Горы — зная, что порода фактически пуста. Уже тогда он прекрасно понимал, что не столько сама информация, сколько попытка сокрытия информации может быть лучшим аргументом в пользу ее достоверности. Если хочешь что-нибудь доказать, не обязательно собирать доказательства — достаточно их прилюдно уничтожить. Все остальное сделают за тебя. Так и с историей Храма. В которой ты не просто принял мнимое за действительное, но сам создал новую действительность. Уверовал в нее сам и заставил уверовать других. Тебе и до сих пор невозможно понять, как под таким колоссом вместо фундамента может оказаться ничто. Как жемчужина может быть затвердевшей вокруг песчинки праха слизью. Как святая святых любого храма оказывается на поверку огражденной пустотой. Непонятно одно: как на такой простой крючок мог попасться такой крупный специалист по мифотворчеству?
— Я — специалист? — пробормотал с жалкой улыбкой Мариотт.
— А кто ж? — осмотрелась Эстер. — Или это я придумала плащи и кирки? Я, наконец, организовала самих легатов?
— Это вы нас подставили с золотом?
— Если мы вас и подставили с золотом, то только в одном: не били по лбу и не требовали соблюдения ваших собственных слов, не объясняли, что превращение Горы в Гохран уничтожит вас самих. Но вы же как с ума посходили, стоило первому слитку оказаться в Горе.
— Нам был нужен Храм.
— Вам было нужно взорвать Столовую Гору. Вам было нужно разломать жемчужину, чтобы заполучить ее план.
— Значит, — закрыл глаза Мариотт, — никакого Храма нет.
Эстер поддела ногой шприц-пистолет, так что тот отлетел под прозекторский стол.
— Ну, это как посмотреть.
— Вы обороняли все это время пустое место, ничто…
— А что физическое обороняет любой храм, любая вера? Что физическое вообще может быть достойно такой обороны? Золото?
Мощные удары теперь принялись сотрясать не столько пол, сколько холодильный шкаф, который, кажется, вот-вот был готов рухнуть. Мариотт сидел перед ним с отсутствующим видом, чем-то похожий на самоубийцу на рельсах перед надвигающимся локомотивом.
— Пойдем, — сказала Эстер Аяксу и увлекла его за собой прочь.
По выходе из здания у Аякса зазвонил мобильный телефон. Это был лейтенант Бунзен. Он попросил Аякса зайти в участок.
Эстер ни с того ни с сего ударила кулаком по створке двери.
— Когда? — уточнил Аякс, вздрогнув.
— Прямо сейчас, — ответил Бунзен. — Если можно.
— Хорошо.
Аякс спрятал трубку и посмотрел на обгоревший остов своего джипа на обочине.
— Не ходи, — сказала Эстер.
— Ты что? — обернулся Аякс.
— Не ходи, и все.
— Почему?
— Не нравится мне это все.
— Слушай, не психуй. Я недолго.
Бунзен, против обыкновения, ждал Аякса не у себя в кабинете, а в оперативном зале полицейского участка. Заняв место дежурного, следователь вертел в руках пульт управления телевизором. Аякс сел напротив. За столом в углу сержант Кавендиш заполнял какие-то бумаги. Прислоненная к стене, рядом с ним стояла упакованная в пластиковый мешок для вещественных доказательств снайперская винтовка.
— Почему вы стреляли по собственным сослуживцам? — спросил Бунзен.
Аякс, задержавшись взглядом на винтовке, ответил не сразу.
— Потому что это были предатели.
— Отчего вы решили, что это предатели?
— Ну, во-первых, они застрелили старшего группы.
— А во-вторых?
— Во-вторых — хотели убить меня.
Бунзен, оглянувшись, тоже посмотрел на винтовку у стены.
— И вы считаете это достаточными основаниями для того, чтобы считать их предателями?
— Я считаю это достаточными основаниями для самообороны.
— Хорошо. А что случилось в похоронном бюро?
— Когда?
— Накануне перестрелки.
— Что именно вас интересует?
Следователь пристукнул пультом по столу.
— Пустяк…
— Так что именно? — повторил Аякс.
— Меня интересует, чем так были напуганы выбежавшие на улицу агенты, что принялись палить по патрулю.
— Я выманил их, сделав дистанционный подрыв машины.
— Вы в этом уверены?
— В чем?
— В том, что именно это выманило их?
— Конечно.
Следователь пригласил Аякса обернуться к телевизору, в который нацелился пультом:
— Фрагмент оперативной съемки. Прошу вас.
На экране телевизора Аякс увидел агентов, выбегающих из дверей похоронного бюро в состоянии совершенной паники: на подорванную машину они не обращают внимания, мечутся вдоль фасада, как будто не зная, куда идти, а в ответ на требование полицейских сложить оружие начинают стрелять по патрулю.
— И что? — Аякс недоуменно повернулся к Бунзену.
Следователь выключил телевизор, оглянулся на Кавендиша и, встав из-за стола, кивнул Аяксу на
