только начавшей отстраиваться Горы. Мысли Аякса толклись между догадками о потомственном сходстве и подозрениями в графической симуляции, пока очередная фотография не опрокинула один из этих полюсов: на снимке рядом с девушкой — копией Эстер он увидел молодого человека — копию себя самого. Снимок был датирован 1893 годом. Подпись каллиграфической вязью в нижнем правом углу гласила: «Навеки вместе — Марк и Эстер ле Шателье».
Осмотревшись, он поймал себя на желании помахать кому-то рукой, выразить признательность неизвестному шутнику за розыгрыш. Водрузив альбомы обратно на полку, он даже набирал на мобильнике номер Бунзена, но отменил звонок прежде, чем установилось соединение. «Смешно», — сказал он в пустую трубку, держа ее перед собой на манер рации. При всем при том он понимал, что благодушие его, скорее всего, было деланное, показное: даже если объяснение увиденному могло быть самого приземленного свойства, именно здесь — а не в руднике под парашютным куполом и не в подвале под дулом пистолета, — именно сейчас он добрался до той грани, за которой следовало помешательство или небытие. И не важно, достиг он действительных пределов, положенных человеческому сознанию, либо его только подвели к кулисе с изображением такой границы — дальше пути не было.
— Нашли что-нибудь особенное? — спросила библиотекарша, когда Аякс возвратился к регистрационной конторке.
— Почему вы так решили?
— Да на вас лица нет.
— Ничего особенного, — ответил Аякс.
Библиотекарша отдала ему читательский билет. «Нет лица», — повторил неслышно Аякс, глядя на свою фотографию в корочке.
— И пластырь съехал, — добавила библиотекарша.
Дома, выпив водки и сменив размякший пластырь, Аякс спустился в подвал. Он не верил, что мог пропустить что-нибудь важное в своем «почтовом» деле, но наводящий упрек в невнимательности, брошенный в морге Бунзеном, подзадоривал его. Столкнув кирку с папки, он в который раз взялся пролистывать следственные материалы. Все эти фотографии, копии выписок, схем и протоколов он хорошо помнил, вместе с тем в нем поселялась неожиданная, внушенная не то усталостью, не то водкой уверенность, что именно в таком виде — или, скорее, в таком свете — они предстали перед ним впервые. Чувство его было сродни азарту близкого к победе игрока, возбуждению человека, собирающего ключевые куски сложной и до сих пор бессмысленной мозаики. Все без исключения эпизоды дела в той или иной степени были связаны с попытками ограбления двух столичных банков, так называемых сателлитов Управления. Личные данные большей части пострадавших, равно как и их лица, оказались вымараны; то есть Аякс не сомневался, что все эти люди имели отношение к Управлению. В то же время у него не было сколько-нибудь внятных соображений ни по поводу того, с какой целью Управление взялось так плотно заселять подконтрольные банки, ни по поводу того, зачем кому-то приспичило отстреливать липовых клерков. Вспомнив собственный роковой выстрел у депозитария, он пристукнул пяткой по надгробной плите: в такой каше было не столько трудно прикончить грабителя, сколько трудно не подстрелить своего. Легаты стремились заполучить в Гору золото контрразведки — фактически свое, — но что мешало им договориться напрямую с Управлением? Какой смысл был развязывать эту войну? Единственное объяснение — действие третьей стороны, «змеев». Чтобы помешать поставкам золота и, соответственно, не допустить усиления контрразведки в Столовой Горе, они могли начать свою игру в столице. Однако в пользу этой версии, сколько ни перебрасывал в ту и в другую сторону листы, Аякс не мог подобрать даже косвенных сведений. Да и было бы мудрено их найти, учитывая, что существование «змеев» многими оспаривалось в самой Горе. Под занавес дела он наткнулся на фотографию, которую видел прежде не раз, но почему-то не удосуживался прочесть ее описания: «Труп подозреваемого М. Аякса, застреленного при попытке задержания у выхода 2-го депозитария». Аякс даже не пытался всматриваться в лицо убитого, обезображенное пулевыми ранениями глаза и подбородка: в начале года он застрелил этого человека лично. Будь несчастный кем угодно — настоящим грабителем, агентом, работавшим под прикрытием, либо тем и другим одновременно, то есть легатом, — тогда, у входа в депозитарий, Аякс имел перед собой вооруженного незнакомца, который к тому же успел выстрелить первым.
Захлопнув папку, как будто пробуя на вес, он покачал ее в руке, потом, размахнувшись, со всей силы и со словами: «Как оригинально», — бросил о стену. Этого ему показалось мало. Он подобрал папку, намереваясь выдрать начинку, но, передумав, положил ее на надгробие и ударил киркой. Острый боек все же не прошел бумажную кипу насквозь, застрял вблизи выпучившейся задней обложки. Аякс, наступив на дело, вытащил кирку, замахнулся снова, однако на этот раз не ударил по папке, а лишь уперся в нее торцом древка: небольшой, размером с пуговицу, кратер от удара чернел возле графы с размашистой строкой от руки: «г. Столовая Гора».
— Бинго, — прошептал удовлетворенно Аякс, отпустил кирку, плюнул в папку и поднялся в дом.
Он почти прикончил бутылку водки, когда ему позвонил на мобильный Даниил. Сын Мариотта поинтересовался, посмотрел ли Аякс «завещание». Аякс спросил, зачем это было нужно делать в третий раз.
— Диск двухслойный, — пояснил Даниил. — Доступ к файлу на втором слое система должна предложить вам из меню автоматически.
— А сразу этого нельзя было сделать?
— Нельзя. Во-первых, в конторе я не мог говорить об этом открыто. Во-вторых, там у нас старая система, этот формат она не понимает.
— А моя система, значит, понимает? — Аякс пролил себе на колени водку из стакана. — Черт…
— Насколько я знаю, да.
— И откуда ты это знаешь, интересно?
— У вас новый аппарат, — уклончиво ответил Даниил.
— И что я мог бы разглядеть на своем новом аппарате?
— Точно не могу сказать. Отец говорил о каком-то вскрытии. Съемка этого вскрытия, наверное, и содержится на втором слое.
Поджав трубку плечом, Аякс отер намокшие штаны.
— Что еще за вскрытие?
— Понятия не имею. Посмотрите — узнаете.
— Ну, тогда звони завтра.
— Постойте. Разве диск не с вами?
— А что?
В эфире повисла короткая пауза.
— Только не говорите, что вы его кому-то отдали, — сказал Даниил.
— Именно это я и хочу тебе сказать. — Аякс раздраженно, со стуком, поставил недопитый стакан на стол. — Так трудно, что ли, было сказать, что там есть что-то еще? Петь песни про лошадиные шоры ты мог бы и до сих пор, а сказать про второй слой язык у тебя так и не повернулся. Или ты хочешь…
— Господи, так вы же убили его, — перебил Аякса Даниил. — Понимаете?
— Кого? — опешил Аякс, перед глазами которого почему-то проскочила фотография застреленного у депозитария неизвестного. — Кого еще убил?
— Кому вы отдали диск — того вы и убили.
— Да с какой стати?
— Вы знаете, что такое случай крови?
— Что?..
Даниил, не ответив, прервал связь. Аякс трижды пробовал дозвониться ему, потом набрал номер Бунзена, однако в том и в другом случае автоматический оператор сообщил, что абонент недоступен. Вне себя от злости и отчаяния Аякс метался по дому, пока не сообразил бежать домой к Бунзену.
Пустынные ночные улицы заносило снегом, который, казалось, не шел с неба, а вместе с фиолетовым светом материализовался под слепящими луковицами фонарей.
