Независимый горбушка
Недели две тому назад у нас в школе был огромный праздник — встреча со знаменитым писателем. Мы давно уже всем классом читали его смешные рассказы и стихи, и они нам очень нравились. За веселье. И когда Раиса Ивановна сказала, что в субботу он придет к нам в класс, мы захлопали в ладоши и закричали «бис». Но Раиса Ивановна сказала:
— Прекратите шум! Здесь не цирк. Здесь школа. Лучше давайте подумаем, как мы встретим нашего гостя.
Мы сейчас же стали поднимать руки и предлагать. Мы галдели все вместе, каждый свое:
— Надо ему цветы подарить!
— Назначить его почетным пионером!
— Лучше подарить ему подушечку для иголок!
— Сняться с ним на карточку!
— Ерунда! Его нужно угостить хорошенько!
— Чай с хлебом, с маслом и сосисками!
— Идея! Как войдет, так сразу громовое ура!
— Верно! И салют из пугачей! Сто один залп!
— Да! Дверь открывается, а мы трах-трабабах!
— Ночь в Крыму — все в дыму!
— Шик-блеск!
— А я говорю, лучше подушечку для иголок!
— Плевать он хотел на твою подушечку! Что он, ненормальный, что ли?
— От дурака слышу!
— Подарить надо моего кота Ваську. Шесть кило чистого весу!
— Нет, дудки. Подари кота кому-нибудь другому.
— Да его никто не берет!
— Подушечку для иголок!
— Пузырькова! Ты забудешь когда-нибудь про свои подушечки?
— Качать его надо!
— А если он тяжелый?
— Позвать восьмой класс на помощь!
Мы так долго еще обсуждали, и в конце концов Раиса Ивановна сказала:
— В общем, ясно. Букет цветов — раз. Аплодисменты — два. Потом мы попросим его почитать. А когда он почитает, мы его выберем почетным пионером нашего отряда. И Маша Кожина наденет ему пионерский галстук. А уже потом мы постараемся сфотографироваться вместе с ним. Вот и все! Скромно и хорошо, не правда ли? Договорились?
— Правильно, — сказали мы, — договорились, все в порядке.
И тут встал маленький Петька Горбушкин. Он поднял руку, но Раиса Ивановна его не замечала, куда там, он маленький и толстенький, как ежик, а в классе столпотворение, его не видно вовсе. Тогда я сказал:
— Раиса Ивановна, Горбушкин хочет что-то сказать.
Она сказала:
— Ну что же, Горбушкин, выкладывай!
И Горбушкин начал. Он сначала немножко запел, вот так: «А-а-а…» А потом начал говорить:
— Ав… Авв… Аввв…
Он не смог с собою справиться. Он, наверное, волновался.
И мы терпеливо ждали, когда у него пройдет.
Дело в том, что наш Горбушкин заикался. С самого первого класса. И он не как-нибудь скромненько так заикался, нет, он был чемпионом заикания. Горбушка был неслыханный трехступенчатый заика. Прежде чем заговорить, он сначала как будто чего-то запевал потихоньку: «А-а-а-а-а-а…»
А потом вдруг сразу он переходил на вторую ступеньку и начинал говорить первый слог нужного слова. Например, если он хотел сказать «Здравствуйте», то после пения «ааааа» он начинал молоть, как попугай, раз десять подряд одно и то же: «Ззздра… Ззздра… Здра…»
И потом ему надоедало, и он соскакивал уже на третью ступеньку, и, быстро, потряхивая головой, как будто желая избавиться от заикания, как от надоедливой мухи, Горбушка выкрикивал волшебное слово: «тех-тех-тех», и после этого гладко и быстро выговаривал:
— Здравствуйте, Раиса Ивановна! Забыл дома тетрадь по русскому языку. Больше не буду!
Но это заикание у него получалось только в особо важных случаях, когда он волновался, а так он говорил очень хорошо, громко и бойко, и вообще был очень славный паренек, и лучше всех в классе рисовал лошадей, и всегда делился завтраком, и мы к нему привыкли, и никто никогда не смеялся над Горбушкой, что он заикается. И оттого, что мы над ним не смеялись, заикание у него почти совсем прошло. А вот сейчас он снова начал свою песенку «ааа»… И мы все терпеливо ждали. Нам хотелось узнать, что же скажет наш Горбушка. И он очень скоро сказал:
— Аааа… Ав а ва-тех-тех-тех — автограф надо у него попросить?
Это значит, Горбушка хотел попросить писателя, чтобы он ему надписал свою книжку на память. Я сказал:
— Молодец, Горбушка, правильная мысль!
И после этого мы стали ждать писателя. Некоторые в классе учили его стихи наизусть. Пузырькова все-таки вышивала ему подушечку для иголок, большинство ждало просто так, но с нетерпением, а дни катились один за другим, очень быстро, и вот наконец наступила наша Великая Суббота. В этот день мы все, еще с утра, были вымытые, и причесанные, и прилизанные, в белых глаженых рубашках, с красными галстуками, и я просто удивился, что от этой чистоты получилось, как будто мы все очень красивые. Даже девочки, вот что странно. В общем, у нас был какой-то ненастоящий вид. И класс был нарядный и чистый, и на столе стоял букет цветов. И вдруг дверь распахнулась, и к нам вошел писатель. Он был высоченный. Под потолок. А больше ничего особенного. Ни-че-го. Просто так. И главное, в нем не было никакой важности. Было сразу видно, что он нисколько не задается. Когда он вошел, мы сразу все встали, он подошел к столу, а Раиса Ивановна сказала:
— Дорогие ребята, сегодня у нас в гостях ваш любимый писатель Иван Владиславович…
И не успела она произнести его фамилию, как мы захлопали изо всех сил, а он улыбнулся и сразу стал такой симпатичный и веселый, что мы еще громче захлопали, и не выдержали и завопили, а некоторые даже стали подпрыгивать на одном месте, а другие их стали успокаивать, и успокаивали обеими руками, а те не захотели успокаиваться и стали отбиваться. Я, например, здорово съездил Левке по затылку, а затем он меня схватил поперек живота. В общем, у нас в классе получилась небольшая кутерьма.
Наконец Раиса Ивановна хлопнула по столу, и мы стали затихать. И когда стало совсем тихо, наш писатель уперся своими длинными руками в стол, наклонился и сказал:
— Ззздра… Зззздра… Здра…
Мы просто остолбенели. Что это такое? Он заикается, что ли? А мы этого не знали. Это было для нас неожиданно. Нас никто не предупредил, и поэтому наша классная дурында Соня Пузырькова на задней парте сразу захихикала своим глупым голосом. Тогда писатель слегка покраснел и сказал в сторону Соньки нормально и спокойно:
— Ребята, я хотел вас предупредить, что когда я чем-нибудь взволнован или тронут, я начинаю немножко заикаться. Кому это смешно — может выйти из класса. Я не обижусь!
Вот как он ее отбрил. Она вся надулась, стала красная и опустила голову. А я встал и сказал:
— Иван Владиславович, не обращайте на Пузырькову внимания. Пожалуйста, не стесняйтесь. Заикайтесь сколько угодно.
