противоположной стороне. Оба без пушек — торговые. Около них суета таскания бочек, мешков и ящиков из ближайшего здания.
Вдоль берега — длинный строй складов и домов, мало похожих на жилые. Широкая улица начинается прямо от причала. Какой-то оборванец сорвался с места и побежал вверх по улице. Высаживаемся и идем туда же. А за спиной наша посудинка отходит от причала метров на десять и бросает якорь.
Вокруг довольно многолюдно. Публика разношерстная, но в основном не воинственная. Женщин немного, но попадаются, спешащие по хозяйственным делам с сумками и корзинками. Никакого напряжения в воздухе не витает. Обычный портовый город. Лишь изредка парами, тройками лениво проходят с независимым видом фигуры в пестрой, новой или потрепанной одежде и залихватских шляпах, но вооруженные саблями и пистолетами. Некоторые раскланиваются с Капитаном, отвечающим им легким кивком головы.
Тихонько пихаю Капитана:
– Настоящие пираты?
– Они самые, — и снисходительно улыбается, — чуть дальше, метров через сто лежит поперечная улица. Это граница, которую им без приглашения запрещено переходить.
– Сэр Виктор, я у причала заметил два вроде торговых судна. Как они не боятся сюда заходить?
– Сам бы мог догадаться. Если никто не станет снабжать припасами и вывозить награбленное, то и пиратству конец. Это неприкосновенные торговцы, — и, мгновение подумав, добавил: — Вроде меня. И вроде пришли.
Вывеска 'Альбатрос', конечно же, знавала и лучшие времена. Покосилась, облупилась и потрескалась. И в этом свое очарование как бы благородной старины. Сама таверна выглядит гораздо крепче. Управляющий встречает хозяина на пороге. Крепкий, решительный мужчина лет пятидесяти с обветренным лицом. Предупрежден. Бегун с причала?
– Здравствуйте, сэр Виктор.
– Здравствуй, Роб. Всё как обычно?
– Да пока, слава Богу.
– Познакомься — это мой временный помощник Серж.
Жмем друг другу руки.
– Перекусить или сначала дела, сэр Виктор?
– Пожалуй, дела. Веди.
Большой зал, отделанный под корабельную каюту, трюм. Никакого изыска. Грубая, но прочная мебель. Само собой, никаких скатертей или фарфора. В глаза бросается множество повреждений на опорах потолка, стенах, столах. Опасное место, но видно, не сейчас. Несколько человек бандитского и не бандитского вида спокойно что-то жуют и чем-то запивают, сидя за разными столами.
Коридор, комната без окон, стол, сундук, отчет за три месяца на бумаге.
– Роб, давай на словах, а отчет я заберу с собой.
– Отказались от сделок с одеждой…
– Дальше.
– Помните Коротышку Француза, который где-то пропал больше полугода назад?
– Помню.
– В прошлом месяце появился с большой партией золота в грубых изделиях на лом. Говорит, что тряхнул индейцев. А по пьянке всё твердил, что затмит славу самого Кортеса.
– И что дальше? Что за изделия?
– Статуэтки, какие-то сосуды, пластины с какими-то непонятными знаками, рисунками. Утверждает, что из индейского храма. Похоже на то. Всё, что мельче, до меня не дошло, — дорожился Француз. Но всё- таки распродал другим скупщикам. Остался только большой идол, которого никто уже взять не смог — издержались на мелкие вещи. Француз туда, Француз сюда — не берет никто по цене ломового золота. Тут я ему и предложил взять за полцены и с рассрочкой. Сумма даже в этом случае очень большая. Он повертелся, повертелся и согласился. Идол у меня на складе. Вчетвером затаскивали. А Француз неделю назад отправился опять туда, чтобы переплюнуть славу Кортеса.
– Покажи идола.
Забрали со стола большой переносной фонарь. Вышли в коридор. Окованная железными полосами дверь в самом конце открылась с ужасным скрипом.
– Смазал бы хоть.
– Собираюсь, собираюсь да всё что-то отвлекает.
Идол посреди комнаты накрыт мешком. Роб сдергивает его. В самом деле идол. Грубый, но большой. Наверное, в половину человеческого роста. Золото темное. Признак отсутствия примесей. Капитан подошел и попытался поднять. Не вышло. Покачал из стороны в сторону. Чуть не уронил себе на ноги.
– Ладно, закрой.
Вернулись в контору. Капитан сел и, раскачиваясь на стуле, начал над чем-то размышлять.
– Историческая, культурная ценность, мать ее!
– Что, что? — не понял Роб.
– Да ничего. Сколько ты за него отдал?
– Тысячу двести фунтов.
– А остался должен?
– Четыреста.
– На какой срок?
– На два месяца.
– Француз что, сбрендил, что ли? Пропадал чуть ли не год, а тут решил за два месяца обернуться. Ну, да ладно, срок нужно соблюдать. Соберешь за два месяца четыреста?
– Конечно. У меня сто уже есть.
– Стало быть, вернется Француз — рассчитаешься. Когда бы он ни вернулся. Или с командой, если команда вернется без Француза. Деньги должны быть наготове в любой момент. Чтобы никакая случайность не могла расторгнуть сделку. Если что вдруг пойдет не так — возьмешь деньги у Люка. Месяца через два должен вернуться голландец. Продашь идола ему за пять тысяч. В Европе он возьмет вдвое. Тысячу возьмешь себе. Если продашь за четыре с половиной, то себе возьмешь только пятьсот. Здесь всё понятно?
– Всё.
– Что дальше?
– Остальное всё — обычные мелочи, если о наших делах. А интересные новости две. Ржавый Билл с ума сошел со своим пропавшим кораблем. Вас зачем-то ищет. Другим скупщикам с вопросами уже надоел до невозможности.
– Слышал. А вторая новость?
– Мы скоро будем новой Европой. Оказывается, и у нас может возникать мода.
– Ты это серьезно? И на что у нас мода возникла?
– Как ни странно, на обеды и ужины в таверне 'Рак' на острове Альберта.
Я никогда не видел Капитана так дико хохочущим.
– Нет, это ж надо же! В 'Раке'! Мода!
– Вы зря смеетесь, — остановил его Роб. Мне уже некоторые пеняют, что у меня не так, как там. Но это еще ерунда. Они собираются по двое, по трое, прихорашиваются, нанимают парусную лодку и отправляются обедать в 'Рак'. А вернувшись, собирают толпу вокруг себя разными сказками. Но я-то знаю, что врут больше половины. К Люку-то я захожу регулярно.
– Знаешь что, Роб, ты пособирай эти сказки. Они нам могут очень пригодиться. Обедать мы будем в 'Барракуде'. Так что не суетись.
Выходим из 'Альбатроса' и не спеша идем к причалу.
– Не жалко идола, сэр Виктор?
– Жалко. А что сделаешь? В любом случае пропадет. Слишком рано нашли.
– Да, пожалуй.
Доходим до причала. Черные матросы, увидев нас издалека, уже подтянули посудину к берегу.
