или спасая осиротевших барсучков, что даже не заметит его присутствия.
Кэм улыбнулся.
– У неё нет альпака.
– Пока нет, – Амелия жалобно вздохнула. – Я боюсь, что эта навязчивая идея помогать всем беспомощным животным – всего лишь способ Беатрис спрятаться от реальности и отгородиться от боли и риска. После смерти мамы и папы она уже никогда не была прежней. Мне кажется, потеря родителей в столь раннем возрасте ранила Беатрис больше всех нас.
Не дождавшись от мужа ответа, Амелия посмотрела на него взволнованным взглядом.
– Что ты об этом думаешь?
– Я полагаю, Беатрис обязательно найдёт кого-нибудь, когда придёт время. А ты пытаешься подчинить судьбу своим желаниям, но это ещё никогда и никому не удавалось.
Он отвёл назад прекрасные локоны жены и легонько коснулся губами её лба.
– Расслабься. Позволь своей сестре идти своим собственным путём.
– Я не умею расслабляться, – уголки губ Амелии чуть заметно дрогнули в печальной усмешке. – У меня гораздо лучше получается беспокоиться и переживать.
Кэм положил свою сильную ладонь на небольшую выпуклость её живота.
– Я не могу позволить тебе волноваться в твоём положении. Давай поднимемся наверх и посмотрим, чем я могу тебе помочь.
– Спасибо, но я не хочу спать.
– Мне такое и в голову не приходило.
Встретив пристальный взгляд мужа, Амелия заметила вспышку желания в его тёмных глазах, и лицо её вспыхнуло алым цветом.
– Посреди бела дня? – тихо удивилась она.
Мягкий смех сорвался с губ Кэма. Он встал и потянул жену с дивана, удерживая её ладони в своих руках.
– К тому времени, как я закончу с тобой, моя маленькая колибри, ты даже не вспомнишь, что стало причиной твоего волнения.
Глава 3
Беатрис поднесла молодую сову поближе к себе, поглаживая гладкие, шелковистые перья на спинке. Даже через кожаную рукавицу девушка чувствовала, как птица возбуждённо сжала когтями ей руку. Сова была лёгкой, хрупкой, но в то же время в ней чувствовалась и сила.
– Всё будет хорошо, – ласково сказала девушка, – я позабочусь о тебе, ты быстро поправишься и сможешь вернуться к своей семье.
– Ты знаешь, моя сестра права, – призналась девушка, направляясь к сараю, – мне действительно нужен спутник. Я провела в Лондоне два сезона, и встретила там тысячу мужчин. Но какие же они все вялые, бесхарактерные, лишённые жажды жизни! Большинство из них целые дни проводит в праздных развлечениях, ожидая, когда умрёт какой-нибудь престарелый родственник и оставит им наследство. Они гордятся своей загадочностью, которая, по их разумению, заключается в том, чтобы думать одно, а вслух говорить совершенно иное. При этом девушкам полагается с восторгом ловить каждое слово и восхищаться их умом и неординарностью. Ха! По крайней мере, когда мужчины-совы прилетают, чтобы поухаживать за своими избранницами, они приносят с собой пищу.
Сова спокойно щёлкала клювом, словно отвечая девушке, и всё её тело трепетало от этих звуков.
– Я понимаю, – сказала Беатрис. – Нужно выбирать лучшее из того, что есть.
Лёгкая, задумчивая улыбка коснулась её губ, и она вновь заботливо погладила ладонью маленькое, крепкое тельце птицы.
– Только как мне сдержать тайное желание найти кого-то, кто смотрит на мир точно так же, как я? Господи, насколько же глупыми и бессмысленными являются все эти придуманные кем-то правила. Манеры, корсеты, сплетни, приборы и... да помогут мне небеса – светские беседы. Если я не могу говорить о чём-то действительно интересном, я предпочитаю молчать.
Беатрис замолчала, прислушиваясь к щёлканью совы.
– Ты спрашиваешь, какого мужчину мне хотелось бы встретить? Не имею ни малейшего представления. Я была бы не против выйти замуж за цыгана, но уж очень тяжело удержать их на одном месте. А я не хочу бродить по свету, мне нравится Гемпшир. Ведь в душе я – самая настоящая домоседка.
Беатрис вошла в сарай – большое здание из известняка, – и направилась к сеновалу. Здание было двухэтажным, построенное таким образом, чтобы на оба уровня можно было попасть без лестницы. Внизу располагались гумно, ряд загонов для крупного рогатого скота и помещения для телег и хранения рабочих инструментов.
Беатрис прошла в дальний угол сеновала, и посадила сову в ящик, где для неё было устроено удобное гнездо.
– Вот, пожалуйста, – ласково сказала девушка, – сухое, безопасное место, в котором ты сможешь отдохнуть. Скоро я пойду со своим хорьком Доджером в амбар наловить тебе что- нибудь на обед.
Солнечный свет проникал через вертикальные перекладины окна, и яркие лучи жёлтыми полосами пересекали сеновал. Сидя перед ящиком с гнездом, Беатрис наблюдала за тем, как сова приводит себя в порядок, приглаживая пёрышки острым, крепким клювом.
– Тебя кто-нибудь ждёт? – печально спросила девушка. – Задаётся ли кто-нибудь вопросом, куда ты пропала?
Прислонившись головой к стене, Беатрис закрыла глаза и вдохнула умиротворяющий аромат свежескошенного сена, смешанный с запахами пыли и рогатого скота.
– Беда в том, что в душных лондонских гостиных я никогда не найду мужчину, которого смогла бы полюбить. Я хочу…
Девушка вдруг замолчала, будто не в силах выразить острую тоску, терзавшую её сердце. Чувства и желания девушки, были скрыты глубоко на дне души и заперты там, словно в клетке, ожидая появления мужчины, сила желания которого будет равняться её собственной. Такого, который не побоится выпустить её страсть на свободу. Беатрис мечтала быть любимой, хотела,… чтобы её ошеломили, настигли, покорили своей властью. Но она понимала, что все те пассивные городские щеголи, которых она встретила во время сезона, ничуть не походили на её воображаемого любовника.
Беатрис рассеянно подняла тоненький стебелек сена и стала задумчиво покусывать его, смакуя сухую, ароматную сладость.
– Возможно ли, что я уже встретила его, и прошла мимо, не обратив внимания? Не могу этого даже представить. Уверена, он не похож на человека, которого можно…
– Мисс Бeaтрис! – раздался со стороны гумна звонкий голосок маленького мальчика. – Мисс Беатрис, где вы?
Девушка озадаченно приподняла брови.
– Извини меня, – сказала она сове, и направилась к краю сеновала, чтобы узнать, кому она могла понадобиться.
– Томас! – воскликнула Беатрис, заметив одного из слуг – одиннадцатилетнего мальчика. Он жил со своими родителями в деревне и каждый день после школы приходил в имение, чтобы помочь по хозяйству. Смышлёный, ясноглазый мальчуган выполнял несложные поручения: чистил ботинки, полировал столовое серебро или помогал лакеям выполнять другую мелкую работу по дому.
– Как твои дела?
На его круглом детском личике застыло печальное выражение, когда он долгим, несчастным взглядом посмотрел в глаза Беатрис.
– Ужасно, мисс.
– Что случилось? – забеспокоившись, спросила Беатрис.
– Я только что ходил смотреть передвижной зверинец Фалловэев, который остановился у нас в деревне. Лучше бы я не тратил на это свои два пенса.
Беатрис кивнула, нахмурившись, и тоненькие морщинки пересекли её лоб. По мнению девушки, способы показа животных в этих зверинцах были попросту преступными. Экзотические звери, такие как тигры, львы, зебры и многие другие, перевозились из города в город в так называемых «фургонах для скота» и демонстрировались зрителям наряду с представлениями акробатов, жонглёров и иными развлечениями. Бедные животные всегда выглядели вялыми и измученными, с ними ужасно обращались: не ухаживали, плохо кормили, частенько избивали. Такой произвол наполнял сердце Беатрис болью и негодованием. Это было жестоко – увезти дикое животное из естественной среды обитания, запереть его в клетке, чтобы до конца жизни на него таращились тысячи любопытных глаз.
– Я не могу посещать такие передвижные зверинцы, – сказала Беатрис, – как, впрочем, и любые другие зоологические выставки.
– Я отправился к Фалловэям, потому что они обещали показать выступление танцующего слона, – сказал Томас. – Но когда зверинец добрался сюда, Беттина – так звали слониху, умерла. Я слышал, как кто-то в толпе сказал, что она не вынесла долгой и тяжелой дороги, потому что её заставляли идти слишком быстро. И тогда хозяин зверинца приказал вывесить новую афишу, на которой написали: «Демонстрируется мёртвый слон». Они показали слониху всем желающим, и даже позволили некоторым людям тыкать в неё палками.
– Я не могу больше слышать об этом, – сказала Беатрис. – Это ужасно, Томас.
– У них остался только маленький слонёнок, но он не хочет ни танцевать, ни даже подниматься на ноги, – добавил мальчик. – Участники музыкального представления и дрессировщики подталкивают его бычьими крюками, но слонёнок только лежит и стонет.
– Я думаю, он оплакивает свою погибшую подругу, – тихо сказала Беатрис.
– В зверинце сказали, что умершая слониха была его мамой.
Охваченная глубокой печалью, Беатрис едва могла дышать. Закрыв глаза, она обречённо подумала: «Ты не можешь спасти их всех». Кроме того, она не могла себе позволить быть ещё более эксцентричной.
Больше никаких неприятных ситуаций. Никаких скандальных происшествий.
– У вас есть подход к животным, мисс Беатрис, – сказал Томас. – Не могли бы вы навестить слонёнка и уговорить его встать? Если бы он поднялся на ноги, они, скорее всего, перестали бы тыкать в него этим ужасным крюком.
– Но я ничего не знаю о слонах, – ответила девушка. – Нет, я ничем не смогу ему помочь. Я уверена, Томас, слонёнок вскоре выздоровеет сам.
– Да, мисс, – явно разочарованный, мальчик вышел, чтобы вернуться к своим хозяйственным делам.
Беатрис застонала и вернулась к ящику, в котором сидела сова.
– Я не могу помочь ему, – сказала она безнадёжным голосом, уставившись на сонную птицу. – Я не могу.
Но она всё время думала о том, что маленький слонёнок умирает от отчаяния, тогда как рядом с ним развлекаются люди, разглядывая его мёртвую мать.
Господи, помоги ей, она слишком хорошо знала, каково это – потерять родную мать.
Зелёный луг перед городком Стоуни Кросс на время превратился в арену для представлений зверинца Фалловэй. Не менее пятнадцати огромных фургонов были выстроены в большой прямоугольник. На севере площадку огораживала невысокая шаткая изгородь, а место для выступлений артистов и показа животных было устроено впереди, чтобы привлечь как можно
