Глава девятая
Моросил мелкий дождь, когда полицейская машина, везшая Халдана, влилась в поток транспорта, огибавший Площадь Кивик. На скамейках вокруг площади сидели съежившиеся люди, похожие на промокших кур. Юноша позавидовал их свободе сидеть под дождем.
С площади открывался вид на стройное, воздушное здание суда с изящными колоннами из розового мрамора. Из аллеи, куда свернула машина, оно напоминало огромный мавзолей — узкая щель у самого фундамента была единственным входом для узников.
Флексон ждал в коридоре и сразу подошел к Халдану.
— Готовя речь защиты, я последовал вашему примеру и обратился за помощью к древним. Мне удалось объединить защиту Леопольда и Лоэба с защитой Уоррена Гастингса и обосновать все цитатами из речи Линкольна в Иоганёсбурге. Если вам удалось расположить к себе присяжных, моя речь наверняка расположит к вам судью.
Халдан не разделял энтузиазма адвоката, его сильно беспокоил Гурлик. Если старик действительно только разыгрывал беспомощного склеротика, он на сто очков переиграл Халдана и наверняка видел юношу насквозь.
Большинство в зале суда составляли специалисты от журналистской братии. Генрих тоже был здесь, и когда Халдан проходил между рядами, подал ему костлявую руку и пожелал удачи.
— Это ваш друг?
— Не совсем, скорей сочувствующий. Работает в «Обсервер».
— Его газета посвятила вам три статьи, и во всех трех вы выглядите наилучшим образом.
— Он хочет хоть немного подсластить мои горькие минуты. Пол зала суда спускался к судейскому столу, над которым красовался девиз: «Бог есть Справедливость». На стенах справа и слева располагались телевизионный камеры — заседание суда должно было транслироваться в прямом эфире.
Двое полицейских, охранявших Халдана, остались позади, а Флексон проводил юношу к скамье подсудимых.
— Прокурор — вон тот похожий на стервятника тип за столиком слева от нас. Его зовут Франц-III. Конечно, он сразу начнет сгущать краски, чтобы нейтрализовать статьи в «Обсервер», но это дохлый номер, поскольку прокурор лицо пристрастное. Сначала он представит обвинительный материал: показания Малькольма, магнитофонную пленку, справку о беременности и под конец, для большего эффекта, поврежденный микрофон. Я оглашу ваше признание своей вины и просьбу о снисхождении. Затем я произнесу речь, а вы должны внимательно слушать.
Обвинение в преступлении против общества не рассматривается присяжными в зале суда. Свои выводы они представляют прокурору и суду в письменном виде. После меня слово возьмет обвинитель, однако он может и не воспользоваться своим правом голоса. Если он все же выступит, последнее слово будет за вами. Вы можете выступить сами, ответить через меня или письменно. Письменно лучше отвечать только в особо запутанных случаях, подробное изложение может утомить судью и повредить делу…
Судья у нас Мэлок. Он любит вздремнуть во время заседаний. Если не заснет во время моего выступления, половина выигрыша у нас в кармане.
Не успел адвокат закончить свои наставления, Халдан заметил, как Франц вытягивает длинную шею, поднимается и направляется в их сторону. Прокурор приблизился к Флексону и, широко улыбнувшись, сказал:
— Господин защитник, я был бы вам весьма признателен, если вы ограничите свое выступление тремя минутами. Сегодня у меня важная встреча.
— Не беспокойтесь, — заверил его Флексон. — Я приложу все силы, чтобы вы не опоздали на первый заезд.
И пока оба юриста обсуждали шансы одной из лошадей, выступающих в третьем заезде на ипподроме в Бей Мидоуз, в зале суда появился Брандт и занял место на скамье присяжных. Гурлик и отец Келли уже были здесь. Математик мирно дремал в уголке, а священник сидел рядом с ним. Не хватало только Глэндиса.
— Я вижу, вас, юристов, сам процесс не очень занимает, — с раздражением заметил Халдан, как только Франц вернулся к своему столу.
— А зачем нам волноваться? Ведь не с нас здесь сдирают шкуру, — улыбнулся Флексон, однако, уловив раздражение юноши, тут же добавил:
— Мы, конечно, понимаем серьезность ситуации, но судебная процедура складывается также из ряда уступок, и расположение прокурора нам не помешает… Ого, а вот это мне совсем не нравится!
Озабоченность Флексона вызвало появление Глэндиса. Психолог вошел в зал через двери, находящиеся позади судейского стола, и кивком головы приветствовал остальных присяжных.
— Что случилось? — спросил Халдан.
— Глэндис был в комнате заседателей. Надеюсь, он ходил туда только затем, чтобы разбудить Мэлока.
— Ну а что, если он даже говорил с ним?
— Не знаю, но это уже отступление от нормы. Правда, он мог обратиться к судье за разъяснением какого-нибудь пункта…
— Ничего удивительного, — облегченно вздохнул Халдан. — Он первый раз в присяжных.
— Это он вам так сказал?
— Да.
— Вранье, — резко заявил Флексон. — Его часто назначают присяжным, как лучшего эксперта по криминальным отклонениям.
Юноша почувствовал на спине липкий холодок.
— Но специалист не должен лгать — это дело чести!
— Правда всегда относительна. Если кто-то лжет в государственных интересах, его ложь всегда будет правдой в глазах государства.
— Этому учат в юридических институтах?
— Не в таких выражениях, но дают это понять. К тому же ведь и мы с вами воспользовались подобным приемом, чтобы перетянуть на свою сторону присяжных.
«Это правда, — подумал Халдан, — но мы не опускались до вранья Просто выделили некоторые события и умолчали о некоторых выводах, но ни разу не извратили фактов. Глэндис же откровенно лгал, а Гурлик сделал это окольно».
Размышления Халдана прервал приход чиновника, на плече которого была эмблема судебного исполнителя. Он появился из комнаты заседателей, взял в руки молоток и три раза ударил им по крышке стола.
— Прошу встать. Суд идет. Именем Союза Северной Америки и Мирового Сообщества суд пятнадцатого округа префектуры Калифорния рассматривает дело граждан Планеты Земля против Халдана-IV, М-5,138270, 31046, обвиняемого в незаконном преднамеренном оплодотворении Хиликс Г-7, 148361, 131547. Председатель суда — Мэлок-III. Судебное заседание объявляется открытым.
Из комнаты заседателей вышел Мэлок — седой, облаченный в черную мантию. Его настороженный взгляд скользнул по залу, на секунду задержавшись на Халдане. Юноша почувствовал, что старик вряд ли заснет на сегодняшнем заседании.
Как только судья занял свое место, принялась рассаживаться и публика.
Мэлок попросил прокурора представить обвинительный материал.
Франц усталым голосом зачитал показания Малькольма, который сообщал, что подозревает об имеющем место в квартире его родителей нелегальном сожительстве. Затем Франц сообщил адрес квартиры и попросил приобщить показания к обвинительному акту, как вещественное доказательство номер один, отметив, что следствие подтвердило показания свидетеля.
Медицинское заключение о беременности Хиликс было оглашено как вещественное доказательство номер два.
Халдан отрешенно слушал до той минуты, когда Франц представил вещественное доказательство номер три: магнитофонную ленту с записью его разговора с Хиликс.
То ли прокурор сделал это умышленно, то ли виноват был разлаженный механизм магнитофона, но запись была воспроизведена в замедленном темпе, в результате чего голоса влюбленных звучали без нервного напряжения. Казалось, юноша задумывается над каждым словом, решая, как избежать последствий возникшей ситуации.
Халдана охватило бешенство, но он успокоился, услышав облегченный вздох Флексона, шепнувшего с удивлением:
— Глэндис на нашей стороне, прокурор даже не представил в качестве вещественного доказательства микрофон.
Затем до него донесся преисполненный достоинства голос судьи:
— Вещественные доказательства, представленные обвинением, приняты. Обвиняемый признает предъявленное ему обвинение?
— Да, ваша честь, — поднявшись, подтвердил Флексон.
— Защита будет представлять суду смягчающие обстоятельства?
— Да, ваша честь.
— Предоставляю слово защите.
Флексон встал в центре возвышения, повернувшись одним боком к судье, а другим — к скамье присяжных, и начал свою речь:
— Ваша честь, господа присяжные…
Поначалу речь защитника была неровной и сдержанной, как будто он с трудом подбирал слова. Флексон рассказал о первой, случайной встрече в Пойнт-Со, о стечении обстоятельств, благодаря которому Халдан вновь увидел девушку, на этот раз в доме своего отца, весьма уважаемого члена Министерства. Голос защитника набирал силу и наконец стал напоминать греческий хор в единственном лице, сплетая неотвратимость рока с жизненными нитями Хиликс и Халдана
Теперь голос звучал убежденно и сильно, рисуя перед слушателем портрет бесхитростного, невинного юноши, невольно втянутого водоворотом человеческих слабостей: юноша боролся и упирался, но, когда протянул руку, ища спасения и помощи, получил страшный удар.
— «Преднамеренно» — говорите вы? — Голос Флексона, дышащий неподдельным негодованием, прокатился по залу громовым раскатом и упал до еле слышного шепота — Не более преднамеренно, ваша честь, чем луч утреннего солнца, упавший на каплю росы, украсившую лепесток розы.
Халдану показалось, что речь защитника местами излишне восторженна, но тот добивался симпатии не слишком взыскательной публики и цели своей достиг. Разрозненные щелчки пишущих машинок слились в легкий непрерывный стрекот.
Флексон, ободренный этим звуком, вознес свою старательно приготовленную речь к высотам риторики, совершенно покорив публику. Чтобы представить Халдана в самом выгодном свете, один адвокат сделал больше, чем все Генрихи в мире.
Правда, образ мыслей юноши несколько отличался от образа мыслей толпы, и он, не переставая восторгаться адвокатом, хотел бы услышать мене красочные, но более веские аргументы. Однако времена Кларенса Дэрроу минули безвозвратно, а Флексон, несомненно, заслуживал всяческой похвалы. Какова бы ни была дальнейшая судьба основанной им династии, этот специалист первого поколения был достоин государственной награды.
Лишь одного человека во всем зале не растрогала речь Флексона — это был Франц. Он читал какой-то документ и поднял голову только тогда, когда бурные овации, успокоенные стуком председательского молотка, возвестили о конце выступления защитника.
Халдан знал, что аплодисменты ничего не решают для суда, но если реакция публики отражала хоть малую толику чувств судьи, то за приговор можно было не беспокоиться.
— Даю слово обвинению.
Франц поднялся.