однако окончательное решение зависит от тебя.
Весьма вероятно, тебе придется пойти на покушение. Как ты думаешь, на основании своего жизненного опыта, смог бы ты ради идеи совершить убийство?
Халдан вспомнил смертельный удар, который должен был оборвать жизнь Вайтвотера Джонса
— Да, — твердо ответил он.
— Мой следующий вопрос не очень деликатный, но я должен его задать, потому что хорошо знаю себя самого. Любишь ли ты Хиликс настолько, что выполнишь свою миссию, даже если найдутся женщины, которые сделают все, чтобы отвратить тебя от цели?
— Теперь-то я знаком с их штучками. Благодаря Хиликс я вижу их насквозь.
— И последний, очень важный вопрос: изменится ли твое решение, если ты узнаешь, что язык, который ты должен изучить — еврейский?
Халдан с трудом сдержал изумление.
До сих пор у него не возникала сама мысль о богоубийстве.
Сидя здесь, на этой далекой планете, все это было не так трудно представить. Другое дело, в нужный момент вскинуть арбалет и взять на мушку Его!
«Вот черт, — внезапно вспомнил он. — Даже арбалет изобрели, только когда Ему было около шестидесяти пяти, перед самой смертью. Убить Его придется где-то около сорока, значит, остаются нож или копье. Да, но покушение не единственное решение, — напомнил он себе. — Попробуем избежать кровопролития».
Юноша бросил взгляд на Файрватера.
— Вы меня здорово озадачили, но мое решение не изменилось. — Внезапно Халдан улыбнулся. — Сэр, если бы тренинг был позади, через каких-нибудь два-три часа я готов был бы лететь в Палестину!
— Хвастун! — прошипела из угла Хиликс.
— Теперь ты понимаешь, почему я решился вас побеспокоить.
Файрватер поднялся, пожал Халдану руку и поцеловал Хиликс. У дверей он задержался.
— Когда ваш медовый месяц закончится, приходи в университет. Мы реконструировали там иудейское селение, утварь, еду и все такое.
Твоими учителями преимущественно будут настоящие фарисеи; они смогут участвовать в битве при Иерусалиме, но тебе лучше сохранять нейтралитет, потому что на Земле ты скорей всего окажешься в лагере их противников.
Среди них ты будешь пользоваться именем «Иуда». В те времена в Палестине это было довольно распространенное имя, хотя никого с таким именем в Его Хрониках нет. Полный псевдоним, насколько я помню, «Иуда Искариот».
Он терпеть не мог студенческих митингов, толп длинноволосых девиц и бородатых парней. Уважающий себя студент факультета машиностроения никогда не отправился бы на подобное сборище. Тем не менее ему пришлось пройти через весь университетский двор, чтобы попасть в Союз студентов, и девушку он увидел лишь когда обходил толпу.
Она стояла в стороне от других студентов, а карие глаза смотрели на оратора с насмешливым презрением. Оливковая кожа, зачесанные назад волнистые волосы и мягкие линии тела выдавали в ней ливанку.
Он вспомнил слова давно умершего друга:
— В одном теле сочетаются тайна востока, пышность и аромат юга, свежесть и сияние севера, дерзость запада. Готов поклясться, Хал, лучшее вино любви течет из ливанских чанов!
На слова Вильяма Шекспира обычно можно было положиться, но, насколько помнилось Халу, как раз в этот вечер у Вилли случился роман с одной девушкой из Алеппо.
Тем не менее Хал остановился рядом с темнокожей студенткой, делая вид, что слушает оратора, и обратился к ней:
— Что на этот раз?
— Опять плата за обучение, — ответила она. — Этот тип пытается организовать бойкот Университета
— Как-то то же самое пробовал устроить один римский студент по имени Юниус, но по приказу Домициана Флавия его четвертовали на Форуме.
— Несмотря на искренний пыл, наш сегодняшний оратор мог с таким же успехом оказаться Юниусом. Порой мне хочется научить всех студентов основным принципам организации!
— В таком случае научи меня, а я угощу тебя кофе. Пойдем в кафе, я угощаю.
Она повернулась и внимательно посмотрела на него.
— Хочешь покорить меня широким жестом?
— Нет. Просто круто выиграл во вчерашнем пари, и теперь вот думаю, как избавиться от мелких денег.
— Обычно за частные уроки я беру не меньше тридцати центов, но по пятницам делаю скидку.
Поскольку было время занятий, в кафе самообслуживания почти не было посетителей, и девушка могла без спешки выбрать пирожные. Любуясь ее профилем, оливковой кожей и изящным семитским лицом, он пришел к выводу, что она прелестна. Ее сосредоточенный, придирчивый взгляд, когда она выбирала угощение, напоминал ожившую сценку восточного базара.
— Ты ливанка? — спросил Хал, когда они направлялись к столику.
— Нет, гречанка. Меня зовут Елена Патроклос.
Не так далеко на юг, как Алеппо, но и не так далеко на восток, как Багдад. Ровно столько, сколько нужно.
— А ты, судя по твоей расточительности, шотландец? — в свою очередь спросила она.
— Нет. Я иудей. Хал Дан.
— Дан? Но вроде это не еврейское имя?
— Совсем недавно меня звали по-другому — Искариот.
— О, конечно! Иуда Искариот, — сказала она, усаживаясь. — И, конечно, ты опвть ловишь меня на удочку.
— Никогда бы не позволил себе что-нибудь подобное!
— Чудак, это только так говорится!.
— Однако точно и образно. Мне нравится ваш современный слэнг.
— Современный? Это выражение — ровесник мамонтов!
— Знаю, — ответил он. — Впервые я услышал его от моей любимой, которая интересовалась подобными архаизмами.
— А где сейчас твоя любимая?
По голосу девушки можно было судить, что вопрос ей не безразличен. «Влюбилась», — решил Хал.
— Затерялась в дебрях времени, — успокоил он девушку, — где-то за Арктуром.
— Какой ты все-таки чудак! Ничего, если я буду макать пончик в кофе?
— Сколько угодно!
С начала Христианской Эры он впервые видел девушку, которая макала пончик в кофе, причем делала это премило.
— Вынужден признать, грация твоего жеста меня очаровывает.
Она вздернула брови и бросила на него взгляд поверх поднятой чашки.
— Ты на литературном?
— Нет, на машиностроительном.
— А я было решила, что ты поэт и историк в одном лице.
Что-то в тоне сегодняшнего разговора напомнило ему другой разговор, имевший место много раньше на том же самом месте и в то же самое время, когда он приехал сюда в первый раз. тогда он сильно недооценил силу женщин.
— К поэзии у меня отбил охоту этот неблагодарный Милтон, — ответил он, — который так превознес Сатану, что его вообще невозможно узнать. На самом деле Сатана слишком мудр, чтобы претендовать на титул Князя Тьмы. Из него получился бы заурядный тесть с несколько странным чувством юмора
— Ты сумасшедший, но нравишься мне.
Он так и не смог понять, искренне она говорит или только шутит. Вероятно, это искусство должно навсегда остаться непостижимым для человека, которого однажды назвали немножко наивно честным.
— Что ты изучаешь? — спросил он.
— Социологию.
— Мне следовало догадаться. Наверное, бываешь на всех митингах?
— Ничего подобного, — ответила она — Организацию не создашь телевизионным шоу, демонстрацией или бойкотом. Это не так просто. Надо с каждым поговорить лично и убеждать, убеждать…
— Ты этим и занимаешься?
— Да. Я представляю молодежную организацию, объединившую студентов всего мира. Поддерживаю связь с заграничными студентами, обучающимися в нашем Университете, списываюсь со студентами из Англии, России, Аргентины. Один парень из Хайфы горит желанием втянуть в организацию израильских студентов. И неважно, что он пишет на иврите, а я на английском… Хал, ты знаешь древнееврейский?
— Конечно. Несколько диалектов.
— Серьезно?
— Абсолютно. Еще я знаю арабский, греческий, итальянский, французский, немецкий, испанский и русский.
— А ну, скажи что-нибудь по-гречески, — ее глаза загорелись.
— На оригинале или на критском диалекте?
— На оригинале, — попросила она, — но говори помедленнее.
Он был уверен, что девушка блефует, но не стая говорить медленно, а заговорил в своем обычном темпе, и все, что он сказал, было отражением его настоящих чувств:
— Ты одна из самых красивых девушек, которых я встречал в жизни, и, хотя известно, что красота и целомудрие — две вещи несовместимые, у тебя я наблюдаю и то, и другое. Поверь, я мог бы любить тебя неустанно сотню лет, если бы ты только могла жить так долго.
Она смущенно опустила глаза
— Я видела, как ты двигаешь губами, но не поняла ни слова.
Значит, она поняла все. Что ж, в его словах была одна правда.
