— Да, Кристина, ее величество королева Швеции, вместе со своей свитой, — подтвердил Бернини. — Я как раз занимался проектом площади перед собором Святого Петра. Дело в том, что мне приходится ежевечерне отчитываться перед папой Александром. Его святейшество предпочитает за ужином узнавать о том, как продвигаются работы. Так что я не был удивлен, когда в один из вечеров кто-то постучал в двери моего скромного палаццо. Супруга посоветовала мне переодеться, однако я, не придав этому значения, продолжал работать. И тут открывается дверь, и ко мне в мастерскую входит Кристина. Я только и смог вымолвить: «Прощу прощения, ваше величество, за мой вид — я за работой». Но думаю, что для королевы предел мечтаний увидеть художника в его рабочем халате — ведь именно в нем он творит свои шедевры.
Сгрудившись вокруг Лоренцо, гости принялись забрасывать его вопросами:
— Королева на самом деле такая необычная, как утверждают? А верно, что голос у нее, как у молодого человека?! То есть она вовсе не женщина, а мужчина, переодетый в женскую одежду?
— Сплошь вранье и недобрые домыслы, — заявил Бернини. — Не спорю, голос у Кристины низковат, иногда она совершенно на мужской манер вытягивает ноги, сидя в кресле, что на первый взгляд действительно странно. Но если познакомиться с ее величеством ближе, как это удалось мне…
Речи явно увлекшегося Бернини были прерваны собачьим повизгиванием. Дьявол, этим тварям понадобилось прервать его на самом интересном месте, когда все внимание приковано к нему!.. Лоренцо раздраженно обернулся и тут в ужасе вздрогнул.
— Княгиня! Боже мой! Что с вами?
Опершись о столик, Кларисса отирала взмокший лоб. Было видно, что она еле держится на ногах.
— Выпейте воды! Мне позвать кого-нибудь?
Среди сидящих гостей кто-то в испуге вскрикнул, и в этот момент женщина бессильно опустилась на пол. Бросившись к ней, Лоренцо склонился над княгиней. На мертвенно-бледном лице отчетливо виднелись красноватые пятна сыпи.
— Господи… — пробормотал он, поняв, в чем дело.
И тут же в панике вскочил и, торопливо достав носовой платок, прижал его ко рту.
12
Костры святой инквизиции, на которых сжигали еретиков и колдунов, часто пылали в то невыносимо жаркое лето. Лекари рассуждали о неких гуморах и зловредных миазмах, витавших в воздухе и способствовавших распространению пришедшей с юга чумы. Эпидемия добралась до Рима. А на заболоченных берегах Тибра, у выгребных ям и уборных палаццо тем временем плодились истинные переносчики смертельной болезни — крысы, заражавшиеся чумой от блох. Сбиваясь в стаи, эти отвратительные, не переносящие дневного света твари с наступлением темноты заполоняли городские улицы и переулки, повсюду сея черную смерть.
Эпидемия не могла не повлиять на ход реконструкционных работ на пьяцца Навона. Все усилия Франческо Борромини были теперь направлены на завершение Санта-Агнезе, фамильной церкви Памфили, непосредственно примыкавшей к палаццо Памфили. Прежний проект, автором которого был почивший с миром Райнальди, никогда не нравился папе, и Франческо еще при жизни Иннокентия было велено снести старый фасад и заложить фундамент нового. Его проект предусматривал вогнутый пролет фасада, что давало возможность отодвинуть на несколько шагов наружную лестницу и обеспечивало гармонию с фонтаном четырех стран света. Но пьяцца Навона, центр будущего Форума Памфили, до сих пор была свалкой, где возвышались кучи строительного мусора, оставшиеся после сноса прежнего фасада, и громоздились сложенные блоки известкового туфа, предназначавшиеся для сооружения нового. Блоки эти вытесывались на пьяцца Мадама, затем доставлялись сюда.
— Каменщики отказываются работать, — сообщил Бернардо Кастелли, племянник и первый помощник Борромини. — Два мастера из их группы уже не выходят на работу.
— Не выходят, так не выходят. Пусть отправляются на все четыре стороны, — коротко бросил Франческо.
— А кому тогда работать? — вмешался в разговор Камильо Памфили, как раз прибывший на стройку на кресле-носилках.
— Речь идет не о нерадивости, люди просто боятся.
— Не имеет значения, — отрезал князь. — Папа Александр поручил мне лично передать вам, чтобы здесь работали все семь дней в неделю, включая праздники.
— А какова причина такой внезапной спешки? — желал знать Франческо. — Две недели назад я сам обращался к вам с просьбой прислать сюда еще людей, но тогда ваша супруга сказала, что…
— Его святейшество решил таким образом дать народу понять, что его опасения напрасны. Народ в нелегкие времена нуждается в ободряющем жесте. В этой связи Александр принял решение о том, что августовские празднества вопреки всему состоятся и в этом году.
— Несмотря на мор?
— Несмотря даже на него, причем с еще большим размахом. Кавальере Бернини преобразит площадь в море, мне кажется, он задумал устроить здесь и гонки. Так что необходимо незамедлительно очистить площадь от всего этого хлама.
— Так, значит, Бернини надумал создать здесь море, — не скрывая раздражения, отметил Франческо. — А как мне, позвольте полюбопытствовать, очистить площадь от этого хлама, как вы изволили выразиться, без рабочих?
— А вы обратитесь за помощью к сбирре — те мигом втолкуют им, как и сколько нужно работать! Помнится, вы в свое время не очень-то миндальничали с саботажниками на ваших стройках. Или я что-то путаю?
Франческо вынужден был сдержать себя, чтобы не нагрубить. Он с величайшим удовольствием харкнул бы этому выскочке прямо в физиономию… Но лишь произнес:
— Смею напомнить, дон Камильо: тот, кто страшится чумы, вряд ли убоится палки.
— Ах вот вы как считаете! — Князь с вызовом посмотрел на Борромини. — Значит, вас пугает чума? Это из-за нее вы вдруг решили вступиться за ваших рабочих?
— Меня? Меня пугает чума? — Франческо даже задохнулся от возмущения. — Да как вы смеете вообще…
Он не закончил фразу. Надсадный хрип тут же перешел в приступ тяжелейшего кашля, Франческо казалось, что грудь его вот-вот лопнет, разорвется на части.
— Да вы в своем уме? Вы же заразите меня! — в ужасе отшатнулся Камильо, пытаясь прикрыть лицо платком, и тут же бросился прочь, к своему креслу. Добежав до него, он повернулся. — Позаботьтесь о том, чтобы ваши люди снова вышли на работу! Если не сумеете, считайте, что вы больше не мой архитектор!
Франческо, вконец лишившийся сил после приступа, еще до полудня покинул стройку. Бернардо каким-то образом удалось убедить его обратиться к лекарю, но Франческо сам лучше всякого эскулапа знал, что в подобных случаях предпринять. Он решил отправиться домой и немного успокоиться, занявшись чертежами, — работа была для него лучше всяких лекарств.
Стоило ему лишь подумать о своих проектах, как напряжение стало спадать. Пьяцца Памфили, как центр Форума Памфили, ожила в воображении Франческо с поразительной четкостью — он видел ее перед собой, как когда-то Сатурн в объективе подзорной трубы княгини. Это было самое настоящее вдохновение, оно и породило замысел, который заставит позеленеть от зависти самого Бернини. А воплотит его он, Франческо Борромини, остальным такое не по плечу — замысел был с секретом, основывавшимся на точнейшем математическом расчете, однако сама идея возникла лишь как результат его воображения художника. Франческо возблагодарил Бога за то, что он наделил его и тем, и другим.
У Кампо-деи-Фьори он остановился. Перейти через площадь? Несмотря на чуму, там продолжали торговать цветами, однако народу на необъятном пространстве было мало, и на всегда шумной площади стояла непривычная тишина. Франческо решил не испытывать судьбу и свернул в какой-то переулок — слишком велика была вероятность столкнуться с княгиней. Не поднимая головы, Франческо продолжил путь домой. Выходило, что княгиня и Бернини — пара, которую не порушить ничем. Франческо никак не отреагировал на ее повторное приглашение и в будущем поступит так же. Эта женщина — величайшее разочарование его жизни.
Придя в свой небольшой домик на Виколо-дель-Аньелло, он обнаружил там дожидавшегося его Вирджилио Спаду.
— Монсеньор? Что привело вас ко мне? Неужели дон Камильо успел наябедничать?
— Если бы это! — воскликнул Спада, поднимаясь со стула. На стене позади него странно блеснул меч Франческо, врученный ему вместе с титулом рыцаря иезуитов. — Нет, друг мой, у меня для вас вести куда хуже.
13
Римляне не желали ни замечать очевидного, ни слышать о том, что их так страшило. Слишком много страданий доставлял им голод, и в нынешнем году свалившийся на них, чтобы еще забивать головы другой, невидимой и неосязаемой бедой. Они выпекали хлеб из молотых желудей, варили суп из крапивы и трав, забивали на улицах павших лошадей, но тот, кто сознательно или же нет упоминал о чуме, вызывал бурю возмущения; в лучшем случае на слова его отвечали издевками. Даже колеса телег, на которых перевозили погибших от мора, стали обтягивать кожей, чтобы не пугали своим грохотом людей.
— Стоять! Именем сената!
Двое сбирре с алебардами преградили Франческо путь, когда он собрался войти в палаццо на Кампо-деи-Фьори.
— Мне необходимо видеть леди Маккинни.
— Нельзя! Никому не позволено входить в этот дом.
— Я кавальере Борромини, главный архитектор Латерана.
— Да будь вы хоть сам папа Александр! Вы что, не видите, что происходит?
Солдат кивнул на укутанную с головы до ног фигуру, малевавшую известью крест у входа в здание, где высилась куча зловонных отбросов.
— Да спасет нас Господь!
Франческо извлек кошель и сунул каждому солдату в ладонь по серебряной монете.
— Ах, так у вас, оказывается, пропуск! — совершенно другим тоном ответил все тот же солдат. Видимо, из них двоих именно он выполнял функции переговорщика. — Что ж вы сразу не сказали?
Франческо миновал аркады двора, спугнув стаю крыс, и вошел в здание. Входная дверь была не заперта. Белый с золотом зал встретил его гробовым молчанием.
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
Никто не отозвался, лишь его шаги отдавались гулким эхом под цилиндрическим сводом расписанного гербами потолка.
К парадной гостиной примыкала библиотека, стены которой занимали книжные полки, затем шел рабочий кабинет с камином, декорированным фигурами ангелов и потолком маркетри. Но и здесь было пусто.
Внезапно Франческо замер на месте. Что это? Откуда-то доносилось тихое повизгивание и царапанье. Он открыл дверь слева от него, и в следующую секунду рядом оказались две борзые. Собаки принялись настороженно обнюхивать его.
