— Вы находите? Но прошу вас — потерпите, это всего лишь набросок. О том, удачен проект или нет, можно судить, лишь стоя на площади по завершении ее реконструкции. Площадь содержит секрет, открывающийся зрителю, только если тот находится на строго определенном месте.
Франческо медлил — до сих пор он не решался доверить свою тайну ни одному человеку.
— Это место здесь, — произнес он, отмечая грифелем место, — именно отсюда можно наблюдать оптический эффект, какого не имеет ни одна площадь мира.
Несмотря на слабость, княгиня внимательно слушала Борромини, стараясь не пропустить ни единого его слова, когда он объяснял секрет эффекта этого воистину чудесного шедевра зодчества, основанного на точном математическом расчете и силе воображения художника и ждавшего своего воплощения в мраморе, граните и туфе на пьяцца Навона. Никогда и ни с кем Франческо не ощущал такой полной, абсолютной близости, как в тот момент с Клариссой. В глазах обоих застыли изумление и осмысление, гордость и восхищение. Не было сомнений в том, что она понимает его объяснения до последнего слова благодаря снизошедшей на их души небывалой гармонии. В одно мгновение весь внутренний мир Франческо, внезапно чудесным образом обнажившись, отразился в зеркале ее лица. И, что самое удивительное, Франческо не ощущал ни следа стыда или раскаяния.
— И на этот замысел меня вдохновили вы, княгиня, — признался он.
— Я? — недоверчиво переспросила Кларисса. — Но мы ведь с вами никогда не обсуждали этот Форум!
— Все дело в Сатурне и его кольце. Я ведь впервые увидел его в вашей подзорной трубе. Он тогда напомнил мне чашку с двумя ручками — вот вам и эллипс.
— Да-да, я помню. — Лицо княгини осветилось улыбкой. — И это подсказало вам идею?
Франческо кивнул.
— Я очень, очень рада, — ответила она. — Вы даже представить себе не можете, как я горжусь.
Их взгляды встретились, после чего Франческо опустил взор.
— Лишь один пробел у этой затеи, — хрипловато произнес он. — Моя фамилия — не Бернини.
— К чему… вы это говорите сейчас?
— Боюсь, моему проекту суждено так и остаться мечтой. Дело в том, что он обойдется в астрономическую сумму. А кто доверит астрономическую сумму какому-то каменотесу?
Франческо отложил доску и грифель.
Кларисса покачала головой.
— Нет, — категорически не согласилась она, — площадь и ее колоннада однажды станут реальностью, я не сомневаюсь, понимаете? Я чувствую — я знаю это.
Кларисса одарила его взором незабываемых глаз.
— Поверьте мне… Ваш замысел слишком велик, чтобы оставаться просто мечтой. Вы… только должны твердо поверить… изо всех сил, не забывая о том, кто вы есть и что в ваших силах! Тогда… тогда все и сбудется.
Княгиня вновь убежденно кивнула. Франческо, проглотив комок в горле, поразился ее уверенности и устыдился себя. Откуда у нее эта неиссякаемая сила духа? И внезапно понял, что сегодняшний их разговор, вполне вероятно, последний в жизни. Мысль эта мгновенно окунула его в прежнее щемящее одиночество.
Будто отгадав его мысли, Кларисса положила ему руку на плечо.
— Вы… не должны печалиться, прошу вас… Я ведь… пока что с вами… И всегда буду с вами… — Голос отказывался повиноваться княгине, однако она, помолчав минуту или две, продолжала: — Я буду смотреть на вас… оттуда, и когда пойдет снег — ведь и в Риме иногда случаются снегопады, — вы будете знать, что… я посылаю вам привет… от звезд…
Вдруг одна из собак отчаянно взвизгнула. Франческо резко обернулся. Одна из борзых княгини, охваченная беспокойством, терлась мордочкой о бедро, будто пытаясь умерить боль или зуд. Франческо встал, чтобы успокоить собаку, но та испуганно шарахнулась под кресло.
— Что это с тобой? Что с тобой происходит?
Дыхание собаки становилось прерывистым и хрипловатым. Франческо нагнулся, собираясь погладить собаку, и тут его внимание привлек валявшийся на полу раздавленный персик. Очевидно, он выпал из стоявшей рядом корзины с фруктами. Подняв его, Франческо внимательно осмотрел его. На фрукте отпечатались собачьи клыки. Неужели…
— Откуда эти фрукты, княгиня?
— Их прислал кавальере Бернини, — слабым голосом ответила княгиня. — А… почему вы спрашиваете?
— Кавальере Бернини? — недоверчиво повторил он. — Вы уверены, что именно он, а не кто-нибудь другой?
В Борромини шевельнулось смутное подозрение. Неужели?.. Нет, ерунда, абсурд! Такого просто не могло быть! И все же… Он свистом подозвал вторую собаку, и борзая была тут как тут. Франческо кинул собаке персик. Деловито обнюхав фрукт, собака лизнула его и спокойно доела остатки персика.
Франческо не отрываясь следил за собакой. Не прошло и минуты, как собака стала повизгивать и подвывать, в точности так же, как и ее сестра. С облегчением и ужасом смотрел Франческо на агонизирующее животное — сомнений быть не могло!
— Отчего Бернини… поступил так?
Княгиня поняла, в чем дело.
С трудом произнеся эту фразу, Кларисса прикрыла веки. Франческо бросился к ее постели и, уже не стыдясь слез, стал покрывать ее руку поцелуями.
— У вас… не чума, — запинаясь, бормотал он. — Это яд… Вас пытались отравить, но — слава Создателю — не смогли! Все теперь будет хорошо, вот увидите, вы поправитесь… И очень скоро.
Он умолк и испуганно взглянул на руку княгини, безжизненно лежавшую в его ладони.
15
— Так эта шлюха получила свое? — деловито осведомилась донна Олимпия.
— Я все исполнил, как было велено, — понизив голос, ответил дон Анджело, — все в точности.
Монах принялся недоверчиво озираться, желая убедиться, действительно ли они были одни в церкви, не переставая чесаться.
— Так ты своими глазами видел результат?
— Я целых две недели проторчал в городе, и каждый день лично исполнял все, что вы приказали…
— Я хочу знать, видел ли ты своими глазами ее труп. И берегись, если надумал обвести меня вокруг пальца!
— Своими глазами? — переспросил он, покосившись на Олимпию из-под капюшона. — Княгиня умерла, должна была умереть. Я воспользовался лучшим французским ядом!
— Ага, стало быть, ее трупа ты не видел! Решил поскорее смыться! — Донна Олимпия плюнула в физиономию дона Анд-жело. — Сбежал поджав хвост! Трус, хуже бродячего пса!
— Донна! — с мольбой в голосе запротестовал дон Анджело, торопливо отирая слюну с лица. — Я ради вас рисковал жизнью! Вы не представляете, что сейчас творится в Риме! Там смерть таится за каждым углом, все только и думают о том, как выжить! Ваш сын, дон Камильо, с недавних пор вообще перестал выходить из дому и принимает только у себя в палаццо. Он и меня отправил подальше, хотя я хотел передать от вас привет и…
— Значит, ты готов признать, что не видел трупа? Ах ты, вероломное, неблагодарное отродье! — Вынув из рукава четки, Олимпия с размаху хлестнула его ими, точно плеткой. — Прочь отсюда! Убирайся! Не желаю тебя больше видеть!
В безнадежности всплеснув руками, дон Анджело засеменил прочь. Олимпия с отвращением смотрела ему вслед, пока он не вышел наружу. Чем же она так провинилась перед Господом, если он навязал ей в компаньоны этого подонка?
Повернувшись, она отворила двери бокового придела церкви. Когда Олимпия спускалась по ступенькам в крипту к могиле Черной Розы, ее окутал холодный, отдававший сыростью воздух. Праздник этой святой отмечался 3 сентября, как раз в день рождения донны Олимпии. Разве это не знак ее особого покровительства?
Под сводами подземелья царило безмолвие. Прежде подчеркнутая аскеза этого святого места благотворно действовала на донну Олимпию, но нынче даже здесь сердце ее не могло избавиться от томительного непокоя, не покидавшего властолюбицу с того дня, когда ее изгнали из Рима.
Она зажгла свечу и вставила ее в подсвечник. Обычно спокойная, донна Олимпия с изумлением заметила, как трясутся у нее руки. Если Клариссе все же вопреки всему посчастливилось выжить, то стоит ей раскрыть рот, и… Приспешники Александра могут появиться в Витербо в любой день и схватить Олимпию. А ведь она все так тщательно рассчитала. Смерть кузины превращала Бернини в ее убийцу. Любой слуга в палаццо на Кампо-деи-Фьори засвидетельствует, что корзины с отравленными фруктами прибывали от кавальере, и ни один римский суд не отмахнется от столь прямых улик. Вынесенный Бернини приговор на вечные времена избавит ее от лишнего свидетеля, а она, донна Олимпия, на вечные времена останется вне подозрений. Но план этот целиком строился на том, что ее кузина будет мертва, что эта дрянь и потаскуха наконец подохнет, подохнет, подохнет!
Олимпия со вздохом опустилась на колени. Сколько она еще сможет выдерживать подобную неизвестность? Какая все-таки мука сидеть сложа руки в этой отрезанной от остального мира глухомани и ждать, как фортуна соблаговолит распорядиться тобой! Но что ей оставалось? Если даже дон Анджело, готовый за деньги дать оскопить себя, если даже он убоялся чумы, кто тогда принесет ей весть из города?
Существовала лишь единственная возможность прояснить обстановку.
Перекрестившись, донна Олимпия прочла молитву, пытаясь снять с себя хотя бы часть вины за грехи свои. Она понимала, что такая кощунственная по сути своей просьба к небесам вряд ли давала возможность рассчитывать на достойный ответ с их стороны. Поэтому к словам молитвы Олимпия присовокупила и солидный перебор четок. Бормоча священные слова, нервно перебирая четки дрожащими пальцами, она вскоре почувствовала, как к ней возвращаются уверенность и спокойствие, бусинка за бусинкой, призыв за призывом, и мучительная неизвестность, в которой она пребывала, сменялась уверенностью, не могущей быть ничем, кроме милости небесной.
Черная Роза вняла ее просьбам — и оборонит ее в странствии!
16
— Нет, я вовсе не стыжусь своих слез, — сказал Лоренцо Бернини, держа ее руку в своей. — Представить только — мои фрукты могли стать причиной вашей гибели! Это выше моих сил, выше моего понимания. Я не пожалел бы и жизни, лишь бы отвратить от вас эту беду. Мне кажется, отныне я не смогу смотреть на персики без содрогания.
В элегантном и экзотическом одеянии — доходившей до пят клеенчатой накидке — Бернини стоял на коленях перед ее креслом. По лицу кавальере текли слезы. Кларисса вдыхала мягкий, будто шелк, осенний воздух, вливавшийся в гостиную через раскрытое настежь окно вместе с перезвоном кандалов уборщиков трупов — жертв чумы. Ее организм, подвергшийся суровому испытанию последних двух недель, еще не окреп окончательно, волосы стали белоснежными — княгиня поседела, однако врачи заверили, что она выживет. После сделанного Франческо открытия ее буквально накачивали молоком до тех пор, пока желудок не очистился окончательно, после чего потребовалось при помощи дюжины противоядий — известковой воды, лимонного сока и мела — изгнать из крови остатки яда. Смерть уже обмакнула перо в чернила, собираясь вписать ее в свою книгу, однако в самую последнюю минуту все же
