XIV, 40
Цзы Чжан сказал:
– В «Каноне истории» сказано, что Гао-цзун, соблюдая траур, жил в соломенной хижине и три года не говорил. Что бы это значило?
Учитель сказал:
– Почему только Гао-цзун? Так поступали все древние. Когда умирал правитель, то все чиновники в течение трех лет внимали приказаниям первого советника.
Гао-цзун – один из правителей династии Инь (1323–1263 гг. до н. э.).
XV, 5
Учитель сказал:
– Если и был правитель, добившийся порядка в Поднебесной, не делая ничего, то им был Шунь. Чем же он занимался? Он лишь сидел в почтительной позе лицом на юг.
Мудрец, которым был Шунь, устанавливал покой в мире лишь одним своим присутствием – в этом мистическая роль его полного «недеяния». Лицом на юг сидели китайские императоры и правители.
XV, 11
Янь Юань спросил, как следует управлять государством. Учитель ответил:
– Ввернись к календарям династии Ся, езди на повозках династии Инь, носи ритуальную шапку династии Чжоу, используй музыку типа шао и у. Запрети напевы царства Чжэн, изгони льстецов: напевы Чжэн непристойны, а льстецы опасны.
Календарь династии Ся отличался от чжоуского календаря, т. е. от того, котрым пользовались во времена Конфуция. Во времена Ся год начинался с месяца под циклическим знаком Инь. Это было связано с преданием, что под этим знаком родился человек. Династии Шан начинала год с месяца под циклическим знаком Чоу, под которым появилась земля, а династия Чжоу – с Цзы, под которым появилось небо. Луна под знаком Цзы приходится на 11-ю луну, в которую бывает зимнее солнцестояние. По преданию колесницы династии Инь были просты и надежны, Конфуций противопоставляет им колесницы своего времени, украшенные золотом и яшмою.
XVII, 16
Учитель сказал:
– В древности люди имели три типа недостатков, которых ныне, пожалуй, уже и нет. В древности те люди, что были своевольны, могли себя сдерживать, ныне же своевольные безудержны. В древности те люди, что были самолюбивы, могли владеть собою, ныне же самолюбивые не сдерживают свой гнев, даже не стыдясь его. В древности даже глупцы отличались прямотой, ныне же и глупцы творят обман.
XVIII, 1
Вэй-цзы покинул его, Цзи-цзы стал его рабом, Бигань был казнен за увещания.
Конфуций сказал:
– Да, в конце династии Инь было лишь трое человеколюбивых.
Речь идет о годах правления последнего иньского царя Чжоу Синя. Возмущенный произволом, учиненным в стране Чжоу Синем, его старший сводный брат по матери – Вэй-цзы покинул царство. С двумя своими дядьями Чжоу Синь все же успел расправиться: Цзи-цзы обратил в рабство, Биганя, осмелившегося увещевать деспота, подверг мучительной казни (ком. Л. Переломова)
XVIII, 8
Отверженными были Бо И, Шу Ци, Юй Чжун, И И, Чжу Чжан, Люся Хуэй и Шао Лянь.
Учитель сказал:
– Не отказавшиеся от своих устремлений и не опозорившие себя – то были Бо И и Шу Ци.
О Люся Хуэе и Шао Ляне сказал:
– Они отказались от своих устремлений и опозорили себя; но речи их были разумны, а поступки осмотрительны, и только.
Отозвался о Юй Чжуне и И И:
– Живя в уединении, они были свободны в речах, сохранили чистоту нравов; показали умение приспосабливаться к обстоятельствам, удалившись от мира сего. В отличие от них, я заранее не предрешаю ничего, руководствуюсь лишь чувством долга.
Здесь Конфуций, перечисляя мудрецов древности, косвенно как бы оправдывается, почему он – честный и преданный служить правителям и ритуалам – постоянно оказывается отвергнутым.
Мистерия государственного служения
Его миссия, как он считает, заключается прежде всего в передаче мистического откровения на уровень управления государством и Поднебесной вообще. Именно ради этого он пошел на то, чтобы оставить жизнь затворника-медиума и посвятить себя не только воспитанию учеников, но и наставничеству правителей. Официальные должности, которые он иногда занимает – не более чем инструмент для такого наставничества, просто возможность быть ближе к правителю, дабы направлять его.
Он, как и многие служивые мужья ши того времени, готов безболезненно оставить свою должность, если ему кажется, что его советам не следуют, а царство выпадает из магического пространства соприкосновения Неба и Земли. Он как-то говорит: «Птица выбирает дерево. Как же дерево может выбирать птицу» [13, гл. «Ай-гун», 58. 27-а-б]
И здесь проступает еще одно отличие Конфуция и учителей его времени от мистиков-медиумов архаики. Они очень четко определяют свой объект для передачи знания – правители высшие сановники царств. Именно они должны стать инструментами воплощения Небесной воли, переданной на землю через медиумов, подобных Конфуцию, пускай даже сами об этом и не догадываясь. Такой «инструментальный», жестко прагматичный подход Конфуция к власть предержащим пронизывает всю его проповедь. Здесь и глубокая убежденность, что самостоятельно правитель не способен осознать истинную суть вещей и отсюда – необходимость в наставнике, получающим небесные откровения; здесь и решимость немедленно покинуть такого правителя, если тот не способен быть инструментом в руках наставника и, как следствие, не может принести гармонию и энергетику благодати в мир.
Проповедь Конфуция социализирована, она абсолютно не похожа на древнюю индивидуалистическую традицию мистиков раннего Чжоу, он стремится обратить своё мистическое знания именно на общество, дать правителям и сановникам магический инструмент для управления делами земными. Но именно эту часть его проповеди слышат меньше всего, а с веками этот мотив окажется окончательно погребен под рассуждениями о социально-политических мотивах конфуциева учения. Нечто подобное случилось с проповедью куда более оккультного учения – с наставлениями Лао-цзы.
Конфуций покидает лоно мистических школ и активно включается в социальную и политическую жизнь царств. У него есть, безусловно, план усиления верховной власти государя. Он многое делает именно для того, чтобы его царство Лу сумело подавить другие царства, причем дает советы, не боясь кровопролития. Именно по его совету два видных сановника-дафу из царства Лу сумели в кровавом столкновении разгромить отряды Гушань Буню и Шусунь Чжэ из соседних областей.
Большинство служивых мужей Поздней Чжоу любили рассуждать именно о политике, о том, как урегулировать отношения между враждующими царствами. А вот Конфуций предлагает людям не столько политическое или духовное учение, сколько чисто этическую систему.
Важно сначала исправить людей, очистить их, вернуть к нормам поведения, а всё остальное – и государство в том числе – постепенно само придёт в равновесие.
Надо больше интересоваться не политикой или экономикой, а состоянием души человека. Время показало, что это наиболее удачный вариант «жизненной философии»: с одной стороны, он признавал мир «тонких» материй, мир духов, общения с Небом, с другой – призывал больше обращать внимание на соблюдение простейших этических норм в повседневной жизни. Правда, сами по себе эти нормы, или особые правила поведения, – ритуал – имели исключительно священный, надчеловеческий характер.
Но воплотить в реальности самые простейшие нормы поведения не так легко, как кажется на первый взгляд. Даже если очень подробно и доступно объяснить человеку, как он должен себя вести, то вряд ли стоит ожидать, что он тотчас изменится.
Нормы поведения в семье Конфуций переносит на правила поведения в государстве, объявляя, что «вся Поднебесная – одна семья». Так же, как в семье, здесь должны царить сыновняя почтительность и преданность по отношению к правителю, а тот в свою очередь обязан проявлять отеческую заботу, справедливость, выражать благодарность и милость к своим «сыновьям». Главным же стержнем взаимоотношений должно стать человеколюбие. Это, конечно, вполне традиционное, хотя и весьма расширенное продолжение культа предков, но это и абсолютно небывалая, прочная система взаимоотношений человека и государства, государства и священных сил Неба.
