группы. С ней были мальчишки постарше. Они ломали торчавшие поперек дороги ветки, раздвигали кусты и при этом старались производить побольше шума, чтобы отпугнуть мелких хищников, которых в лесу хватало. Бластер Норма тоже отдала девушке, а сама шла позади с малышами, на ходу рассказывая им сказки и истории, которых знала множество. А совсем в хвосте, замыкая шествие, двигался доро. Норма знала, что те, кто будет их преследовать (а они обязательно это сделают), обладают собачьим чутьем и упрямством носорога. Поэтому она послала Чаку идти сзади и уничтожать их следы и запахи.
На первом привале после поляны у нее состоялось короткое, но бурное объяснение с Люси. «Я понимаю, что ты хотела меня спасти, и я благодарна, поверь, — сказала девушка (малыши в то время еще не совсем устали и играли в прятки, а старшие за ними присматривали). — И я понимаю, что у тебя тогда не было времени, чтобы все объяснить. Но почему ты ничего не сказала, когда я вас уже догнала? Хоть словечко, хоть намек!» «А что бы ты сделала? — спросила создательница „мотыльков счастья“. „Побежала бы разыскивать отца, — не раздумывая, ответила Люсинда. — Он наверняка полез в самое опасное место, и что с ним теперь?“ „Я понимаю, да, я виновата, — сказала Норма Хайек. — Я всего лишь делала то, что считала необходимым и что могла успеть. И я не слишком считалась с тем, что подумают об этом другие: ты, эти дети, их родители. Но как ты думаешь, твой отец был бы рад или нет тому, что ты сейчас здесь и жива?“ Девушка сразу не ответила, а потом привал кончился, и стало не до разговоров.
Чем дальше углублялись они в лес, тем больше вокруг становилось голодных внимательных глаз, тем чаще шуршало в кустах. В какой-то момент, почувствовав приближение какого-то крупного хищника, Люсинда вынула бластер да так потом и шла, сжимая его в руке. Однако до стрельбы пока не доходило: всякий раз, когда ветки кустов начинали подозрительно колыхаться, или когда близко над их головами мелькала большая тень, или стая не в меру смелых сигурлов приближалась, прыгая с ветки на ветку, Люсинда посылала им мысленный приказ убраться с дороги. Она знала, что обладает этим даром, и иногда пользовалась им во время прогулок, но не знала, насколько он силен и на сколько хищников сразу может подействовать.
Спустя несколько часов пришлось перестроиться: малыши устали и больше не могли идти. Старшим мальчишкам пришлось взять их на закорки. А тут, как нарочно, впереди показался крутой спуск в огромное ущелье. Здесь, чтобы не упасть, приходилось цепляться руками за кусты или просто за землю. Конца спуску не было видно, все устали, а потому обрадовались, оказавшись наконец на дне ущелья, по которому с шумом несся поток. Малыши скатились с плеч носильщиков и с визгом устремились к воде. Норма едва успела их удержать — воду надо было еще попробовать. Не все источники на Никте годились для питья: в этих местах было много урана, свинца, ртути и прочего добра. Однако, попробовав воду, она убедилась, что пить ее можно.
Пока дети пили и плескали воду друг на дружку, Норма с Люсиндой отправились на поиски переправы. Она нашлась в сотне метров ниже по ущелью. Здесь через поток лежало огромное дерево, сваленное ударами резака.
— Видно, кто-то из наших здесь уже был, — заметила Люсинда. Это были первые слова, сказанные ей Норме после объяснения на привале, и мастер обрадовалась им, словно известию о близкой помощи.
— Да, наверно, — согласилась она. — Но ты посмотри, какие зарубки — ну и силища! Интересно, кто из наших смог такие сделать?
— Может, Дик Фрэнсис? — предположила Люсинда. — Вряд ли… Такие мог бы сделать Питер — ну, Питер Мельник, помнишь? Вот бы кто мог нам сейчас помочь.
— Да, он смог бы, — ответила Норма.
Она промолчала о том, что вызывала разведчика и даже установила контакт — не хотелось подавать девушке надежды, которые могли оказаться напрасными. Вместо этого она спросила:
— Как ты думаешь, дети здесь перейти смогут?
— Думаю, смогут, надо только перила сделать, — сказала Норма.
Перила они изготовили из разрезанных на части и затем крепко связанных простыней. Переправа затянулась: каждого малыша они сопровождали сами, боясь доверить это даже Матвею с Борисом. А когда наконец все перебрались на другой берег, их ждало новое испытание: подъем, такой же крутой, как и спуск перед этим. Тут у малышей кончились и силы, и терпение. Норма и Люси их и уговаривали, и подгоняли, и сами вели или несли; казалось, это никогда не кончится.
Люсинда не чувствовала под собой ног, когда с Сюзанной Ли на плечах выбралась, в конце концов, на ровное место. Выбралась — и остановилась: прямо перед ней стоял готовый к прыжку лерд. Она попробовала мысленно отогнать его, но усталость мешала сконцентрироваться, ничего не получалось. Лерд плавно помахивал короткими острыми крыльями, эти взмахи делались резче — хищник был готов к нападению. Хорошо хоть Сюзанна утомилась и уснула у нее на плечах — ее крик мог ускорить события. А так у нее еще оставалось несколько секунд. Медленно, плавно она достала бластер, который на время спуска и подъема засунула за пояс, навела его на лерда — и тут вспомнила предупреждение Нормы о том, что оружие, возможно, не заряжено. А что, если его энергии не хватит для выстрела? Сзади послышалось пыхтенье: на обрыв взбирался Борис. Лерд еще раз взмахнул крыльями и прыгнул. Она нажала на спуск.
— Что, снова протестуешь, Генрих? Молодец, так и надо, протестуй. Только держись немного в стороне — и мне обзор не будешь загораживать, и тебя не заденет. А я не хочу, чтобы тебя задела шальная пуля, слышишь, Генрих? — произнес тот, кого Генрих Рейтер привык называть Оливером, внимательно оглядывая улицу, по которой они шли.
— Я требую, чтобы вы прекратили беззаконие и отозвали своих людей! И прекратите называть меня Генрихом! — Голос мистера Рейтера дрожал и срывался временами в предательский фальцет, но с потрясением, которое охватило его в первые минуты вторжения, чиновник справился.
Это далось ему нелегко: до сих пор Генриху Рейтеру не приходилось видеть, как убивают людей. А здесь убивали непрерывно и беспощадно. Истребление началось с первой минуты, когда охранники, преодолев сопротивление группы поселенцев во главе с мэром, ворвались в поселок. Мистер Оливер — точнее, Предиш — напутствовал их такими словами:
— Идите, ребята, очистите эту благодатную землю для новых всходов! Молодых старайтесь захватить, особенно парней, но девушки тоже сгодятся. Но в первую очередь меня интересуют дети. Чтоб ни один ребенок не погиб и никуда не делся, ясно?
Тогда Генрих Рейтер не представлял, как будет выглядеть на практике „очищение земли“ — он прежде всего обратил внимание на последнюю часть речи начальника охраны. Обратившись к мистеру Оливеру, чиновник приветствовал его заботу о безопасности детей и молодежи, но призвал вместе с тем вообще отказаться от насильственных действий и отозвать своих людей из поселка, чтобы он, Рейтер, мог успокоить поселенцев. А он был уверен, что смог бы убедить их отказаться от вооруженного сопротивления. Ведь теперь, после странного поведения покойного мистера Пасвика во время переговоров, после его возмутительных призывов к стрельбе, вопрос о передаче земель компании предстает в новом свете и может быть пересмотрен. Что же касается самого мистера Оливера, то суд, который будет разбирать прискорбный конфликт с поселенцами, несомненно, учтет выдержку, проявленную мистером Оливером в начале этого конфликта, и найдет смягчающие обстоятельства. Так что надо срочно прекратить дальнейшую стрельбу, и все будет хорошо.
Мистер Оливер (или все же Предиш?) выслушал эту речь представителя Галактической комиссии со все растущим изумлением, а когда чиновник закончил, хлопнул себя огромными ручищами по бокам и воскликнул:
— Ну Генрих, ты меня удивил! Я-то был уверен, что ты будешь, как этот слизняк с душой павлина, валяться у меня в ногах и молить о пощаде. Ну или стрекача попробуешь задать. А ты вон держишься, обо мне заботишься, прощение обещаешь! Спасибо, Генрих, от души спасибо!
Тут начальник охраны (или его подчиненных уже нельзя было считать охранниками, а его начальником охраны?) шагнул к чиновнику и крепко его обнял — так крепко, что Генрих Рейтер не мог издать ни звука и чувствовал, что стоит супи чуть усилить объятия, и у него будет сломан позвоночник.
— Знаешь, Генрих, — сказал супи, отпустив наконец представителя Комиссии, — я, пожалуй, пересмотрю свое решение относительно тебя. Ты у меня останешься жить. И даже долго жить. Ведь великим событиям требуется свидетель. Иначе кто потом о них расскажет? Вот ты и будешь у меня таким свидетелем — независимым и даже строгим. Свидетелем и хронистом. Опишешь все, что видел, ничего не искажая. Твое сочинение мы назовем… Ну например, „Хроники империи“. А? Твое имя останется в веках, Генрих! Ты не против остаться в веках?
— Я не понимаю, о каких „великих событиях“ вы говорите, — с достоинством ответил Генрих Рейтер. — Я, разумеется, напишу отчет для Комиссии. И перестаньте называть меня Генрихом!
— Значит, договорились! — произнес супи. — Тогда следуй за мной и гляди в оба.
Первой мыслью Генриха Рейтера было немедленно вернуться на корабль и попробовать связаться с кем-нибудь из Комиссии или полиции. Но затем он вспомнил, что часть подчиненных мистера Оливера осталась на „Джефферсоне“. Разумеется, они не позволят ему послать сообщение. А оставшись в поселке, он имеет возможность — пусть слабую — кому-то помочь. И он действительно станет свидетелем того, что происходит, чтобы потом дать показания. Кроме того, у чиновника было ощущение, что супи его не отпустит и оставит возле себя силой; лучше было представить это актом выбора.
В течение следующих двух часов Генриху Рейтеру довелось увидеть много такого, чего бы он предпочел никогда не видеть. Он действительно стал свидетелем событий, но только не великих, а отвратительных и ужасных. Несколько раз, забыв обо всех резонах, он пробовал повернуться и сбежать из поселка — на корабль, в лес, куда угодно; но супи каждый раз быстро пресекал эти попытки. И ни разу представителю Комиссии не удалось кому-то помочь.
То, что происходило в Гринфилде, можно было назвать одним словом — истребление. Жителей поселка убивали беспощадно и методично. Некоторые успевали оказать сопротивление и погибали с оружием в руках; можно было считать, что им повезло. Однако большинство людей не догадывались о случившейся беде и продолжали спокойно заниматься своими делами, когда в дверях их домов возникали подручные Предиша. В таком случае охранники обычно не пускали в ход оружие, убивая людей голыми руками.
Трупы были везде: в домах, на улицах, на площадях.
Трупы и сидевшие на них стервятники. Вначале Рейтер принял их за птиц, грифов или ворон. Но, приглядевшись, понял, что скорее они напоминают земных летучих мышей, только более крупных: не мыши, а скорее крысы.
Несколько раз им встретились охранники, которые вели захваченных жителей. Это были молодые ребята, многие из них раненые, в крови.
Одного парня Предиш схватил сам. Спрятавшись на втором этаже дома, тот открыл по ним стрельбу. Двери дома были закрыты, окна тоже защищены — их скрывали ставни; однако супи это не смутило. Ни секунды не медля, он прыгнул на стену и, словно ящерица, быстро пополз вверх, а добравшись до окна второго этажа, вломился внутрь. Пока он полз, парнишка несколько раз выстрелил в него, но не попал. А спустя несколько минут дверь дома треснула и слетела с петель; из проема показался Предиш, тащивший парня лет шестнадцати. Одна рука у него бессильно повисла, он был без сознания.
— Вот, помял немного, — с сожалением признался супи. — Но ничего, это мы вылечим, будет как новенький.
Свою добычу Предиш сдал очередной группе охранников, попавшихся навстречу. Они вели двоих парней и девушку.
— Так, всего получается десять, а с моим — одиннадцать, — подвел итог Предиш. — И это на весь поселок! А где остальные? — спросил он, обращаясь к одному из охранников.
— Многие ушли в северном направлении, — сообщил тот. — Начать преследование не удается — они оставили заслон. Десяток стрелков засели в доме на отшибе. У них там целый арсенал, никак не можем их оттуда выкурить.
— Ладно, с этим я разберусь, — пообещал супи. — А где дети? Я ведь велел вам прежде всего искать детей.
— Ищем по всему поселку, нигде не можем найти, — признался охранник. — Кажется, они перед началом операции собирались в школу.
— Пусть один из вас доставит этих ребятишек на корабль, — распорядился Предиш. — Да заодно разберется с командой — она нам больше не нужна. А ты, — ткнул он пальцем в грудь охранника, — отыщи эту школу и выясни, куда делись дети.
