людям и которые послужили бы неопровержимым доказательством существования другого, удивительного мира, где слухи, пиво и цыплята — не все, что составляет смысл жизни.
Она дошла до дальнего конца двора, размышляя о сборе доказательств, и там увидела мать, сидящую в старом садовом кресле спиной к дому.
— О, мама, — тихо сказала Кэнди.
Кэнди почти ожидала, что Мелисса Квокенбуш почувствует присутствие дочери, повернется и улыбнется ей. Но та не шевелилась.
— Мам? — повторила Кэнди.
Она стояла достаточно близко, чтобы слышать мягкое, ритмичное дыхание. Мелисса спала? Двигаясь очень осторожно, чтобы ее не разбудить, Кэнди обошла вокруг кресла. Увидев лицо матери, Кэнди едва не расплакалась. Мелисса выглядела очень усталой и истощенной. Глаза были закрыты, уголки рта опущены, веснушчатый лоб прорезали глубокие морщины.
— Кэнди? — пробормотала она. — Это ты?
Ее глаза под веками с сеткой синих вен двигались туда-сюда, словно пытаясь разобрать то, что она видела во сне. Печальное выражение на лице матери заставило Кэнди отвернуться, но когда она это сделала, то обнаружила, что в нескольких метрах от нее, в центре неопрятного газона, тоже стоит ее мать. В недоумении Кэнди посмотрела на спящую, а потом на ее близнеца за спиной.
— Не понимаю, — сказала она. — Почему вас двое?
— Одна спит, другая бодрствует, — ответила Мелисса, словно это было очень просто. — Я сплю в кресле. И ты, как мне кажется, тоже где-то спишь.
— Значит, мы встретились во сне? — спросила Кэнди.
Мелисса кивнула.
— Я так рада видеть тебя, дорогая, — произнесла она. — Где ты сейчас? Куда-то отправилась автостопом? В Миннеаполис?
— Нет.
— Тогда куда? Где ты находишься?
— Я очень далеко от Цыптауна, мама.
— Боже! Тебя похитили?
— Нет, — с усмешкой ответила Кэнди. — Я просто путешествую, вот и все.
— Тогда почему ты не позвонила, не сказала, что с тобой все в порядке? — Облегчение Мелиссы превратилось в гнев. — Как можно быть настолько эгоистичной? Я себе такого напредставляла! А твой отец, разумеется, считает, что ты попала в неприятности с парнями или наркотиками.
— Нет, парни и наркотики тут не при чем.
— Тогда что?
— Мам, если я расскажу, ты решишь, что я спятила.
— Мне все равно. Я хочу знать.
Спящая Мелисса начала беспокоиться. Кэнди мягко положила ей руку на плечо.
— Прости, — сказала она. — У меня не было способа с тобой связаться.
— Не глупи. Это не может быть настолько далеко.
— Может. Я была и есть там до сих пор.
— Тогда рассказывай, — проговорила Мелисса.
— О чем?
На этот раз спящая и бодрствующая Мелиссы ответили одновременно.
— Обо всем! — сказали они. —
— Эх, ну ладно. С чего бы начать? — Кэнди несколько секунд обдумывала вопрос, а затем произнесла:
— Кто я, мама?
— Моя дочь, разумеется. Кэнди Квокенбуш.
— Где я родилась?
— Ты знаешь, где ты родилась. Здесь, в Цыптауне.
— Ты уверена?
— Конечно я уверена!
Кэнди всматривалась в лицо Мелиссы в поисках сомнений и заметила блеск в глазах.
— А было что-то странное в том, как я родилась? — спросила Кэнди.
Теперь Мелисса смотрела в сторону.
— Почему ты задаешь такие вопросы?
— Я объясню, — спокойно ответила Кэнди. — Потому что хотя нам снится сон, будто мы с тобой находимся в одном и том же месте, на самом деле это не так. Я сейчас в мире под названием Абарат, и на карте ты его не найдешь.
— Это смешно.
— Нет, не смешно. Это правда. И думаю, ты сама это знаешь.
Она замолчала, давая матери возможность возразить, однако Мелисса молчала, и Кэнди продолжила.
— Прямо сейчас я сплю на острове, который называется Окалина. Это Седьмой Час вечера. Здесь каждому часу соответствует остров. Перемещаясь с острова на остров, ты можешь совершать нечто вроде путешествия во времени. Сейчас я в Сумеречном дворце; давным-давно его построили для принцессы…
Мелисса молчала, медленно качая головой, словно все это было для нее чересчур. Но Кэнди продолжала рассказывать, следя за лицом матери.
— Когда я попала сюда впервые, то подумала — о, какое все новое, я ничего подобного раньше не видела. Но я ошибалась. Недели шли, и мне все чаще казалось, что я здесь не впервые. — Сомнения на лице матери стали заметнее. — Я уже была в Абарате, мама, — сказала Кэнди. — Не знаю как, но была.
Она сделала паузу, собираясь с мыслями, а потом сказала:
— И мне кажется, что если
Кэнди вновь дала матери возможность подумать. Затем спросила:
— Ты что-нибудь знаешь? Знаешь что-нибудь об этом?
Мелисса еле слышно ответила:
— Может быть.
— Расскажи, пожалуйста. Что бы это ни было, расскажи.
Мелисса вздохнула и тихо сказала:
— В ту ночь, когда ты родилась, шел невероятный ливень, и все думали, будто начинается второй Потоп. Я никогда не видела такого дождя. Но есть дождь или нет, мне надо было в больницу, потому что ты вдруг решила родиться и откладывать не собиралась. — Она слегка улыбнулась. — Ты даже тогда была волевой, — продолжала Мелисса. — Твой папа усадил меня в грузовик, и мы поехали. И вот, когда мы были на шоссе, можешь себе представить — у нас кончился бензин. Твой папа пошел искать гараж, оставив меня…
— Это был папа?
— Нет, это был не папа. Это были три женщины, появившиеся из дождя. Я сразу поняла, что они не из города. Хотя бы по тому, как они выглядели. Старая женщина с длинными седыми волосами….
— Диаманда, — тихо сказала Кэнди.
Мелисса была потрясена.
— Ты ее знаешь? — спросила она.
— Немного, — ответила Кэнди. — Диаманда, Меспа и Джефи — это сестры Фантомайя. То есть женщины, знающие магию. Я не имею в виду фокусы, как в Лас-Вегасе.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала Мелисса. — По крайней мере, догадываюсь. Боже, почему я подпустила их к себе? Надо было сбежать.
— Как ты могла?
— Я должна была попытаться, но вместо этого просто сидела в машине. Дверь открылась, и… — она замолчала, а потом в ее глазах вспыхнул гнев. — У нас должна была быть совершенно нормальная жизнь, — сказала она. — Счастливая, простая жизнь, пока не появились они со своей
— Расскажи, что было потом? Дверь открылась, и они что?
— У старой Диаманды была шкатулка, которую она несла так, словно внутри хранилась самая драгоценная вещь в мире. Когда она сняла крышку… — Мелисса на секунду закрыла глаза, и Кэнди услышала всхлип. Посмотрев через плечо, она увидела, что мама плачет во сне, тронутая этими воспоминаниями. Кэнди почувствовала вину за то, что заставила ее вспоминать, но ей нужны были ответы. И не просто нужны — она их
— Продолжай, — мягко поторопила она ее.
— Она открыла шкатулку, и там был свет. Не просто свет. Жизнь. Нечто живое в свете. И что бы это ни было, этот свет вошел в меня, Кэнди. Через кожу, через глаза, через дыхание.
— Ты испугалась?
— Нет. По крайней мере, не за себя. Видишь ли, когда он начал двигаться в теле, я поняла, что свет и жизнь хотели не меня. — Мелисса, наконец, открыла глаза, и мать и дочь взглянули друг на друга, сновидец на сновидца. — Тебя, — сказала она. — Свет хотел тебя.
24. Муж и жена
— Мелисса! Вставай! Жрать хочу!
У задней двери стоял отец Кэнди; сбоку висела выпущенная из брюк рубашка, надувшийся от пива живот блестел от пота. Он указывал пальцем на спавшую в кресле Мелиссу. Кэнди отлично помнила, как это — быть рядом с ним, когда он в таком настроении. Угроза, запах, болезненность, которую он излучал. Сколько раз в течение многих лет он ловил ее взгляд, видел в нем презрение и бил ее за это.