Абарат: Дни магии, ночи войны

— Ну ты ведь сама сказала… Что-то случилось в ту ночь, когда родилась Кэнди. Три женщины…

— А, так ты все-таки хочешь об этом поговорить.

— Ты мне расскажешь или нет?

— Расскажу. Но при одном условии.

— При каком же?

— Ты выслушаешь. И поверишь мне.

— Это два…

— Билл.

— Ладно. Я слушаю. Рассказывай, что там произошло.

Десять, двадцать, тридцать секунд Мелисса молчала.

— Давай, — сказал Билл. — Я не шучу. Я хочу знать.

Мелисса глубоко вздохнула.

— Хорошо, — сказала она. — Кое-что ты уже знаешь. Пока тебя не было, к грузовику подошли три женщины. Об этом я тебе говорила. Они просто появились из бури. Я спросила, откуда они взялись, и женщины сказали, что пришли из другого мира, который называется Абарат.

— И ты им поверила? — спросил Билл.

— Да, поверила. Не представляю почему, но я знала, знала абсолютно точно, что они говорят правду.

Билл покачал головой.

— Ты сказал, что хочешь услышать, что произошло, — отрезала Мелисса, — вот я тебе и рассказываю. Так что слушай.

Какое-то время она ничего не говорила, ожидая, пока спадет гнев. Она осматривала кухню, словно напоминая себе о том, что надо будет сделать. Выкинуть мусор, вымыть грязные тарелки, выбросить засохшую на подоконнике герань. Эти мысли слегка ее успокоили. Когда она вновь начала вспоминать о случившемся той дождливой ночью, гнев пропал. Она говорила тихо, так тихо, что Биллу пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.

— Я до сих пор не знаю, было ли простой случайностью то, что они меня нашли, — сказала Мелисса, — или они же за нами наблюдали. Но я видела, как они боялись, что их может заметить кто-то из их мира. То, что они делали, в Абарате вполне могло быть противозаконным, но женщины были в отчаянии. Они сказали, что должны мне кое-что дать. Нет, не мне. Ребенку, который собирался родиться. Они должны были что-то дать ребенку. То, что изменит ее жизнь навсегда. Так они сказали. Ничто не будет по-прежнему после того, как они ей это дадут.

35. Двое в комнате 19

Генри Мракитт больше не спал. Его попытка оторвать народ Цыптауна от телевизоров и слухов не увенчалась успехом, так что он день и ночь предавался пугающим размышлениям о том, что ожидало город, некогда носивший его имя.

Захватившие его видения не исчезали из-за бессонницы. Вместо этого они приняли форму грез, которые в определенном смысле оказались более кошмарными, чем обычные кошмары. Он стоял у окна комнаты 19, глядя сквозь грязное стекло на обычных людей, ведущих обычную жизнь, когда внезапно над улицей пронеслась легкая тень, словно некий смертный приговор, которому суждено все стереть с лица земли. За себя он не боялся (чего бояться призраку? смерти?), но боялся, страшно боялся за те невинные души, что занимались своим делам и ни о чем не подозревали.

— Ты выглядишь грустным.

Генри отвернулся от окна, и его глаза в изумлении расширились. Напротив него стояла женщина, которую он не видел уж очень много лет.

— Диаманда? — спросил он. — Это ты?

— Да, Генри, это я.

Годы ее пощадили. Хотя волосы, как всегда длинные, были теперь седыми, а лицо украшала сеть тонких морщин, кости, поддерживавшие ее плоть, оставались столь же элегантными. В те далекие годы, когда она являлась его любящей женой, Диаманда была прекрасна — и вопреки всем ожиданиям оставалась прекрасна и теперь. Первые несколько секунд, когда глаза Генри вновь ее увидели, нетрудно было вспомнить, где брала начало его любовь.

— Это действительно ты? — спросил он, едва дыша и боясь, что этот прекрасный мираж исчезнет, вновь оставив его в одиночестве.

— Да, Генри, — сказала она. — Это действительно я.

— Но как… после всех этих лет?

— Честно говоря, Генри, я недавно умерла. И когда я парила над местом своей гибели, которая оказалась не из приятных, то вдруг поняла, что думаю о тебе. Из всех людей — о тебе. Тебя я хотела видеть, а остальное могло подождать. Думаю, я пришла, чтобы помириться.

— Ты пришла, а это самое главное. Ты пришла. Как ты узнала, где меня искать?

— Это очень короткая и очень долгая история. Если кратко, у меня есть глаза, и я искала.

— А что случилось с твоим поклонником из Чикаго?

— С моим кем? — засмеялась Диаманда.

— Твоим поклонником. Все мне говорили…

— Давай-ка кое-что проясним, Генри Мракитт. Какие бы сплетни ты не слышал, у меня не было никаких поклонников из Чикаго. Или откуда-либо еще.

— Правда?

— Генри. Думаешь, я бы вернулась из мира мертвых, чтобы тебе соврать?

— Думаю, нет, — он с облегчением вздохнул. — Но ради интереса, — продолжил он, — почему ты вернулась?

— Во-первых, Генри Мракитт, для этого.

Диаманда подошла к Генри и легко поцеловала. А потом еще шесть раз, для ровного счета. Это был первый человеческий контакт, который он ощутил за долгие годы.

— Боже, я так скучал, — произнес он. — Значит, мы теперь просто два призрака?

— Как ты и сказал, просто два призрака.

— Что случилось? Как ты умерла?

— Я пыталась защитить девочку из твоего мира, Генри, беглянку по имени…

— Кэнди Квокенбуш.

— Ты о ней слышал?

— Несколько недель назад она была в этой комнате, готовила материал для какого-то школьного задания. Довольно обаятельная.

— Мисс Квокенбуш оказалась очень могущественной девушкой.

Генри казался изумленным.

— Правда? Ты меня удивила. Она была приятной, но вполне обыкновенной. Где вы встретились?

— В мире, о котором мы до сих пор не говорили, — сказала Диаманда. — В Абарате.

— А! В легендарном Абарате! Хотя последние полвека я и был заперт в этой комнате, но даже я немного о нем слышал. Если можешь рассказать что-нибудь еще, расскажи.

— Об Абарате всегда можно рассказать что-нибудь еще. Это мир без границ.

Генри был озадачен, и Диаманда попыталась объяснить, не особо усложняя историю. Но чем больше она говорила, тем больше он хотел знать, и вскоре ей пришлось выложить ему все, что случилось. О том, как она отправилась путешествовать по Абарату, как впервые встретила женщин Фантомайя, и как после значительной подготовки ее взяли на пик Одома, на Двадцать Пятый Час, где посвятили в тайны Времени без Времени. Хотя Диаманда рассказывала невероятную историю, он ни на миг не усомнился в ее истинности. Он слишком хорошо знал эту женщину. Если она говорила, что есть архипелаг, где каждый остров существует в своем времени суток, он ей верил. Лишь в конце, когда она упомянула о своих занятиях магией, он стал более осторожным.

— Знаешь, что Библия говорит о колдовстве? — сказал он. — Ведьму — убей.

— Ох уж эти старые лицемеры. Они говорят об убийствах ведьм, но сама Библия полна магии. Превращение вод Нила в кровь, расступившееся Красное Море. Что это, если не старая добрая магия? А как насчет воды в вино? Без проблем. А воскресение Лазаря? Только слово скажи.

— Ты ходишь по тонкому льду, Диаманда!

— Нет, не хожу. Я просто говорю правду. А тот, кто любит Истинное Слово, любит Истину, ведь так?

Бедный Генри смешался. За несколько секунд Диаманда окружила его сложными теологическими построениями. Она заметила его непонимание и, наконец, смягчилась.

— Подумай об этом иначе, — сказала она. — Магия — это связывание вещей. Наблюдение за тем, как в мире движется сила. От тебя до той трещины в стене, до паука в трещине, до песни в его голове, возносящей хвалу Господу…

— Пауки не поют.

— Все поют хвалу своими собственными способами. В этом и заключается магия. В пении хвалы. И слова этих песен соединяются, пока не возникнет сила… Я помогу тебе узнать их, Генри Мракитт, и клянусь, что однажды ты услышишь такую волшебную песнь…

Генри покачал головой.

— Не знаю, кто из нас более сумасшедший: ты, говорящая это, или я, почти в это поверивший.

Осторожная улыбка, возникшая на его лице, увяла, и он сказал:

— У меня видения. Ужасные видения.

— О чем?

— Думаю, о конце мира. По крайней мере, о конце Цыптауна.

— Ты веришь в них?

— Разумеется, верю! Я даже пытался предупредить жителей о том, что грядет. — Он указал на стену, где все еще оставалось его слово, выцарапанное на штукатурке.

— Наверх? — прочла Диаманда.

— Знаю, это довольно расплывчато, — сказал Генри, — но в тот момент я мог думать только об этом. К сожалению, люди ничего не хотят слушать.