заметит их, дразня его своим присутствием. Полковник подумал о своей жене, которую он не видел с начала Зверств, и которая никогда больше не пошутит над его хмурым видом и не уберет прилипшую нитку с его мундира. Он думал о ней, и эти мысли укрепляли его решимость.
В 6:00 Гамбурян приказал атаковать. Развернутым строем батальон двинулся в атаку, с каждым шагом все быстрее. Трубили горнисты, офицеры свистели в оловянные свистки. Гвардейцы хриплыми голосами прокричали боевой клич, когда было поднято полковое знамя. Знамя с саблей и скакуном Кантиканской Гвардии и вышитым венцом 26-го артиллерийского полка гордо взвилось на свежем восточном ветру.
В это время Росс, Селемина, и весьма неохотно последовавший за ними капитан Прадал покинули Барбакан. Они направились на запад к побережью, держась канала Эрбус. В пути им много раз приходилось прятаться, чтобы избежать встречи с войсками Броненосцев, двигавшимися в противоположном направлении – на штурм комплекса пещерных храмов. Когда бой закончился, Росс и его группа уже покинули опасную зону. Местные командиры Броненосцев были так поглощены желанием покончить с 26-м полком, что одинокий челнок, взлетевший с западного побережья, не привлек их внимания.
Росс не видел этого последнего боя на раскаленной равнине, покрытой сухой травой и похожими на клыки камнями. В гуще боя батальон построился в большое оборонительное каре два человека в глубину. В первый раз Броненосцы сражались с защитниками Барбакана на столь близком расстоянии. Воинов Великого Врага охватило хищное ликование, они яростно бросились на гвардейцев, которые так долго им сопротивлялись. Броненосцам не терпелось заполучить головы и уши врагов. Даже экипажи легкой и тяжелой бронетехники выбирались из своих машин с клинками и ударным холодным оружием. Каждый военачальник и каждый младший командир Броненосцев в радиусе двадцати километров направил своих солдат в бой. Не менее восьми тысяч Броненосцев пешком, на бронетехнике и легких машинах, собрались на равнине у Барбакана.
Несмотря на сокрушительную атаку врага, кантиканцы держались как неколебимый бастион. Они стояли твердо, плечом к плечу, сформировав фалангу, ощетинившуюся стволами лазганов, тяжелого оружия, автопушек и гранатометов. Они создали двухсотметровую зону смерти, скашивая нахлынувшую на них пехоту Броненосцев.
Невзирая на ранения в ноги и верхнюю часть туловища, полковник Гамбурян продолжал командовать батальоном. В последние моменты боя, когда кантиканская фаланга была пробита, разорвана, и начала рассыпаться, Гамбурян пытался в одиночку прикрыть разрыв в строю. Полковник погиб, лежа за дымящимся от перегрева тяжелым болтером. Он получил тринадцать ранений, но окончательно добила его пуля, рикошетом попавшая под подбородок.
Гвардейцы сражались, сдерживая атаку врага восемнадцать минут, хотя Броненосцы несколько раз прорывали кантиканское каре. Много лет спустя эту сцену изобразил масляными красками знаменитый художник Никколо Баттиста. Сияя яркими цветами на потолке собора Святого Соломона на Священной Терре, она сохранила память в истории о солдатах 26-го полка Кантиканской Колониальной Гвардии.
ГЛАВА 11
КЛЕТКА, где их держали, была холодной, ржавой, вызывающей головокружение…
Сильверстайн уже не помнил, сколько времени он пробыл в плену. Он уже много дней был прикован к решетке, вместе с пятью кантиканцами. Их клетка была по размеру не больше обычного грузового ящика Муниторума, и висела под потолком грузового дока, раскачиваясь как маятник. Из-за ее конструкции в ней не было пространства, чтобы сесть или хотя бы опуститься на корточки, и, когда его товарищи по несчастью двигались, чтобы суставам было хоть немного легче, клетка раскачивалась, вызывая тошноту. Их охранники иногда бросали им объедки, в случайное время и без всякого подобия регулярности.
Все, что знал Сильверстайн – они находятся на борту космического корабля в полете. Это был огромный войсковой транспорт Великого Врага, куда-то направлявшийся. Эльтебер обещал Сильверстайну, что их доставят «на обед» к Хорсабаду. Кто такой этот Хорсабад и где он находится, Сильверстайн не знал. Тем не менее, охотник поклялся сбежать при первой возможности. Он и его товарищи бесконечно обсуждали возможности побега. Это было единственное, что помогало не сойти с ума.
Однажды, через несколько дней – или, возможно, недель – их путешествия, надсмотрщик— Броненосец, дернув рычаг, с лязгом опустил клетку на палубу. Надсмотрщик был облачен в кольчугу и гофрированную мантию из легких железных пластин. Небрежно положив на плечо огромную двуручную булаву, он вошел в клетку и выбрал Варима – часовщика с крепкими руками, который был хорошим стрелком из лазгана. Без предупреждения Броненосец ударил шипастой булавой по голове Варима. Быстрый мощный удар окатил всех облаком кровавых брызг.
Потом Броненосец просто запер клетку и ушел. Не было ни причины, ни провокации, ни предупреждения. Они снова были подняты в своей клетке на лязгающих цепях вместе с окровавленным трупом Варима. Во время этой казни никто не произнес ни слова. Сильверстайн, прижатый к трупу, не мог отвернуться. Его биоптика наблюдала, как тело постепенно остывает, и показания пульса исчезают, обращаясь в ничто.
АРИДУН, самый малый из Миров Медины, был одновременно и молодым и древним. Шесть тысяч лет назад на планете произошло массовое вымирание форм жизни. Атмосфера подверглась эрозии, и тройные солнца стали выжигать планету, испаряя огромные океаны и запекая почву пылающим жаром. Эти перемены породили новую флору и фауну, эволюционирующую и процветающую в суровой окружающей среде. Это был новый рассвет жизни, начавшийся лишь шесть тысяч лет назад.
Пепельные равнины были усыпаны доисторическими останками, раздробленными костями и окаменевшим прахом оттенка поблекшей сепии. Где когда-то были океаны, отложения соли из испарившейся воды образовали соляные равнины.
В южном поясе, среди сухих саванн и дюн, был основан центр имперской колонии. Здесь климат был достаточно умеренным, чтобы в нем могли расти тысячекилометровые заросли саговников, папоротников и гинкго.
Здания здесь были более древними, чем имперская колония. Города, известные как Цепь Крепостей, сформировали линию укрепленных пунктов, растянувшуюся вдоль южной саванны. Всего в ней было двадцать три города-государства – Перкасса, Аргентум, древний Барсид, мертвая Ангкора, и еще девятнадцать других, расположенных в линии на расстоянии двадцати километров друг от друга. Крепостная стена длиной четыреста километров соединяла укрепленные города в единую оборонительную линию. Эта линия – стена и вал из песчаника и известняка, и была известна как Цепь Крепостей. Бомбарды и мортиры грозно смотрели из бойниц стены, протянувшейся вдоль горизонта, как каменная гряда. Это был единственный бастион цивилизации и, фактически, жизни на Аридуне.
Удивительно, но мало населенный и охраняемый небольшим гарнизоном Аридун пострадал от войны меньше всех других миров Коридора Медины. До сих пор, по неизвестным причинам, нападения Великого Врага носили характер разведки боем. Высадка войск Броненосцев была ограниченной; разведка Кантиканской Гвардии оценивала силы противника максимум в 70 000 солдат, судя по имевшимся в его распоряжении десантным кораблям. Но даже и так средствам ПВО Цепи Крепостей удалось рассеять большую часть этих кораблей и отогнать их от населенного южного пояса на много километров в районы Островов Клетки и выжженных пустошей.
И в этом умеренном поясе, в девятой крепости Цепи – Аргентуме – Росс и оперативная группа «Бдительность» нашли Храм Зуба.
РОСС разгладил складки шелкового халата сапфирового цвета, прекрасного одеяния, который он часто надевал во время отдыха. Они прибыли на Аридун меньше недели назад, но было удивительно, как после принятия ванны, бритья и нескольких дней сна, война на Кантике стала казаться прошлым многолетней давности. Росс вышел на крышу храма, чувствуя, как теплые глиняные черепицы согревают его ноги. С крыши над невысокими храмовыми стенами открывался прекрасный вид на саванны южного пояса.
