мародеров автобус с маленькими детьми. Я хочу спросить вас — можете ли вы помочь нам? Этих детей надо устроить до тех пор, пока воспитатели или родители не смогут забрать их к себе. Или пока мы не вернемся. В общем, на пару недель.
Боковым зрением я заметил, как вытаращил на меня глаза мэр и даже охранники перестали чавкать, вытягивая шеи, чтобы разглядеть, кто там такой важный сидит в «Икарусе».
— Откуда дети? — услышал я громкий женский выкрик и, пожав плечами, ответил:
— Дети из Москвы. Из детдома. Их отправили в пионерский лагерь, но вот забрать не смогли. Сами знаете, что сейчас вокруг Москвы творится…
Мои слова потонули в яростных возгласах;
— Своих детей кормить нечем!
— Москалей — на хрен!
— Пусть сами забирают!
— Хорошо устроились — жируют на Рублевке и еще деток своих нам подкинули!.. На хрен!
Мэр тут же решительно забрал у меня мегафон и сказал, даже не глядя в мою сторону:
— Ну, с этим вопросом все понятно! Мы будем заботиться прежде всего об интересах коренных жителей!
Так что всякие варяги могут ехать себе дальше! У нас, в Кашире, дураков нет!..
Толпа радостно захлопала и засвистела оратору, и один из охранников сверху бросил мне:
— Хули встал?.. Не понял, что ли? Проваливай, пока не наваляли.
Я поднял голову, пытаясь разглядеть его лицо на фоне яркого солнца. Впрочем, ничего я там, конечно, не увидел, поэтому молча спрыгнул с капота и пошел к «форду», с любопытством оглядывая стоящих вокруг людей. С виду люди как люди, разве что одеты слишком небрежно — так ведь и я был не в смокинге.
— Эй, ты! Подожди! — ко мне пробился оператор с камерой на плече. — Чего у тебя там за дети?
Я покосился на его подозрительно знакомую манерную косичку, которая ужасно глупо, на мой консервативный взгляд, смотрелась на фоне трехдневной щетины.
— Ты кого представляешь? — Я ткнул пальцем в объектив. — Суверенную Каширу?
Оператор в ответ понимающе оскалился:
— Ладно тебе. А чего ты ждал? Сейчас человек человеку волк. Короче, давай уже пару слов в камеру — что да как. Я фрилансер, мои сюжеты пол-Европы покупает — так что вдруг помогу…
Он протянул мне свободную руку и представился:
— Иван Сыроежкин. Между прочим, известный репортер.
Я пожал плечами и повел его к «Икарусу». Палыч с водительского места недобро покосился на оператора, но открыл нам дверь, и я вошел в автобус первым, сразу объяснив ситуацию сидевшему в первом ряду Олегу Мееровичу:
— Москалей здесь, оказывается, не любят, так что облом. Зато есть телевидение. Вот этот крендель обещает сюжет на пол-Европы. Говорит, что может помочь.
Психиатр обернулся к детям и громко сказал:
— Ребята, к нам явилась «скрытая камера». Давайте покажем телезрителям, какие мы хорошие и послушные детки!
Эффект, разумеется, оказался обратным — дети тут же начали прыгать на сиденьях, скакать в проходе, петь песни и корчить рожи. В общем, Иван за минуту набрал столько видеоматериала, сколько не набрал бы в зоопарке и за сутки.
Я с интересом смотрел на его лицо, но никаких эмоций там не увидел — похоже, этот парень видел в России и не такое…
Потом слово дали психиатру. Олег Меерович долго усаживался перед камерой, принимая разнообразные позы, пока оператор не рявкнул, что «яйца можно не чесать, в кадре все равно одна башка», и тогда доктор расправил плечи, поднял благородную седую голову и начал свою речь:
— У детей аффективно-шоковые реакции возникают вследствие любого сильного испуга. Сильная психическая травма, особенно в сочетании с реальной угрозой жизни, приводит к одному из трех типов аффективно-шоковых реакций. Первый тип — сумеречное состояние с резким двигательным возбуждением, второй — реактивный ступор, ну а третий тип — эмоциональный ступор — встречается уже только с подросткового возраста…
Иван решительно содрал с головы наушники:
— Бля, сначала в мэрии «грузили», потом на митинге, а теперь и вы туда же!.. Дедушка, наш зритель знает только три слова, и все они — матерные! — кричал он, потряхивая в такт словам сальной косичкой. — Пожалуйста, будьте попроще, и люди к вам потянутся, — сказал Иван, снова нацепляя наушники.
Психиатр нахмурил кустистые брови и, усмехнувшись, возразил в камеру:
— Если вы будете проще, к вам потянутся те, кто попроще. Что касается состояния детей, то они пережили тяжелую психическую травму и сейчас нуждаются в особом внимании и человеческом отношении.
— Отлично! Снято! — кивнул оператор и нацелился объективом на меня: — Давай теперь ты, только по делу. Что за проблема, как решить и все такое.
Я показал ему на выход:
— Не здесь. Дети же услышат.
Дети действительно поутихли и столпились в проходе перед камерой, пытаясь потрогать ее или хотя бы оператора.
Я вышел первым и встал возле автобуса. Иван выбрался следом, отошел на пару шагов, насколько позволяли толпившиеся вокруг горожане, и крикнул:
— Давай!
— Уважаемые телезрители! — начал я в полный голос, злобно зыркая по сторонам. — Мы находимся в некогда славном городе Кашира. С нами тридцать пять маленьких детей, чудом уцелевших после нападения мародеров на автобус, который перевозил их из пионерского лагеря домой, в Москву. К сожалению, мы, представители охранной фирмы «Ист Пойнт», вынуждены ехать дальше, поскольку обязаны выполнить важное государственное задание. Но в некогда славном городе Кашира перевелись приличные люди и остались одни жлобы. Их вы и видите вокруг. Эти жлобы всерьез считают, что дети москвичей не заслуживают сочувствия и помощи. Так что придется нам ехать на свое опасное задание с целым автобусом детишек. Пожелайте нам удачи — она нам всем очень пригодится…
— Нормально все сказал, только название фирмы придется вырезать, — отозвался Иван, снимая камеру с плеча, но его слова заглушили сразу несколько возмущенных выкриков из толпы:
— Ты чё сказал, козел?!
— Падла, за базар ответишь!
— Москали вообще оборзели — позорят нас на весь свет и не шугаются!
Кричали в основном молодые люди гопницкого вида, но, к моему удивлению, нечто похожее выкрикнула и пожилая женщина в строгом темном платке на голове, и немолодой мужик в хорошо отглаженном костюме, и даже девочка лет пятнадцати рядом с ним.
— Лучше бы вам валить отсюда, — посоветовал Иван, и я кивнул, хмуро оглядывая возбужденную толпу. Впрочем, этих людей я не боялся — они были безоружны. При желании я уложил бы их всех на асфальт за пару минут.
Но эти люди были мне крайне неприятны — настолько, что я с трудом удерживался от желания смазать здоровой рукой по парочке ближайших физиономий.
Видимо, мои намерения слишком хорошо читались на лице — толпа чуть осадила назад и приутихла — никто не смотрел мне в глаза, все отворачивали свои мерзкие рыла, и я просто плюнул в их сторону и тоже отвернулся.
Иван достал свою трубку и сказал:
— Дай свой мобильник. Если будут новости, сообщу…
Я продиктовал ему по памяти пару номеров, свой и Палыча, пожал на прощание руку и вернулся к автобусу:
— Уезжаем отсюда.
