— Случайно. В «Раша тудей» заказали позитивный сюжет, а ничего готового не было. Пришлось немного пофантазировать под видео с тобой и детишками.
Я понял, что он врет, и даже догадался почему:
— Тебя самого достал весь этот треш, верно? И ты решил сочинить сказку про богатырей-спасителей России, так?..
— Может, и так. А может, и нет, — оборвал меня Иван, и джип, покашливая замученным мотором, покатил прочь.
Я вернулся к беседке, но двор был пуст, и я пошел в дом, объявить об отмене тревоги.
В холле меня встретил настороженный Олег Меерович с автоматом в руках. Автомат-то он взял, а магазин к нему не пристегнул. Вояка, блин…
— Дети сказали, что бандиты приехали, — объяснил он.
— Это было телевидение, — коротко ответил я, не желая развивать тему.
— О, нас опять снимало телевидение! Я смотрю, вас, Антон Львович, крайне заботит проблема распространения ваших любопытных идей среди всего человечества.
Он стоял передо мной, такой огромный, рослый, седой, всепонимающий старик, и грустно мне улыбался.
— Если вы опять про комплексы маленького человека, то у меня их нет, — сказал я строго и пошел на второй этаж, рассмотреть наркоманскую «хрущевку» поподробнее.
— Один невысокий, но резкий в движениях ефрейтор тоже так думал, — услышал я за спиной, но решил не ссориться по пустякам и промолчал.
Детей уже накормили, отвели в спальни, и теперь в каждой палате сидело по женщине, рассказывающей ребятам сказку. Я с признательностью улыбнулся Юле и Валентине, и они одинаково нетерпеливо отмахнулись от меня, занятые самым важным делом на свете.
Я выбрался на крышу. Солнце светило почти из зенита, и вокруг было видно все, каждую травинку, каждую щербинку на асфальте.
На асфальте перед наркоманской «хрущевкой» было видно распластанное тело, и я сразу понял, кто это там лежит… Вокруг бодро скакали несколько мужчин. Еще один сидел в инвалидной коляске, а двое других с криками и улюлюканьем, слышимым даже здесь, катали его с невероятной скоростью.
Я смотрел на это представление минут десять, собираясь с мыслями, а потом быстро спустился в холл. Там я надел бронежилет, накинул сверху куртку, положил в карманы по гранате и пошел на выход.
Олег Меерович успел догнать меня лишь у самых ворот. Он, запыхавшись, встал передо мной, и не, скрывая своих эмоций, злобно спрашивал одно и то же:
— Что вы собираетесь делать, молодой человек? Скажите мне, что вы будете сейчас делать?
Я совершенно не хотел говорить о том, что буду сейчас делать, поэтому просто обошел психиатра справа, но он опять появился перед воротами, уже слева, и тогда я просто перелез через забор.
Я пошел по дороге, не оборачиваясь, но Олег Меерович еще пару раз укорил меня в спину:
— Вы идете убивать людей, которые пока ничего плохого вам не сделали! Вы даже не проверяете информацию, а уже приняли решение!.. Антон, вы сумасшедший маньяк, возомнивший себя богом!
Я притормозил на минутку и обернулся. Я старался говорить ровно и вежливо:
— Олег Меерович, вы не правы. Они обязательно придут ночью. Этой или следующей — неважно. Просто я не хочу этого ждать и убью их первым. Вы готовы ждать, а я — нет. В этом между нами и разница. Вы ждете, когда вас ударят, чтобы не обидеть невинного, а я уже знаю, кто тут урод, поэтому стреляю первым. Кстати, если не врут телевизионщики, это и есть лозунг моего движения. И вы, кстати, в нем тоже состоите.
Я потопал себе дальше, уже не оглядываясь, но в спину мне теперь дышала только злая, растревоженная нашими криками тишина.
Ничего, зато впереди было шумно и весело…
Возле «хрущевки» меня заметили так поздно, что у меня появилась безумная, но такая волнующая, обжигающая мысль — покончить с ними штык-ножом от «кала-ша». Впрочем, я решил не пачкаться — стирального порошка как не было, так и нет — и вышел к тому самому подъезду с голыми руками.
Возле трупа немолодой темноволосой женщины, одетой в линялый домашний халат, я остановился, чтобы оглядеться по сторонам.
— Пацаны, смотри, какой фраер нарисовался! — заорал худощавый и высокий мужчина, судя по потертой физиономии, лет сорока, не меньше. Впрочем, наркоты всегда выглядят вдвое старше истинных лет.
«Когда грохнешь жабу, надо будет ее распилить и посмотреть годовые кольца», — предложил Чужой безумную идею, но я тут же испуганно отогнал ее на задворки сознания — эдак, граждане, и рехнуться недолго.
— Кто тут у вас главный? — спросил я, вежливо улыбаясь торопливо собиравшимся вокруг меня животным.
— А ты сам кто такой, чтоб тут вопросы задавать, чмо?! — выдвинулся вперед плечистый юнец в солдатском бушлате, и я, поражаясь своему терпению, по-прежнему вежливо ответил:
— Я сын Полины Ивановны, которую вы сегодня утром выбросили из окна.
Они замерли, глядя на меня со странной смесью жалости, любопытства и презрения.
— И чё? Ты, типа, предъяву нам кидаешь, что ли? — ухмыльнулся коренастый дебил, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки.
— Типа, да. Кидаю предъяву, — эхом отозвался я, тоже с интересом оглядывая своих собеседников.
Их уже стояло вокруг человек десять, и я подумал, что помпу перезаряжать не буду, а просто достану после шестого выстрела «Иж» и покончу со всеми сразу.
— Ща и ты оттудова полетишь, с пятого этажа, — наконец порадовал меня ближайший ко мне дебил в телогрейке на голое тело.
Он сделал шаг в мою сторону. Я нарисовал ему огромную, парящую кровью дырку строго по центру голой груди и, уже не пряча помпу под курткой, задал в окружающее пространство все тот же вопрос:
— Так кто тут у вас главный, граждане дебилы?
Вспоминая гневные укоры Олега Мееровича, мне все еще хотелось некоторого обоснования своих гуманистических претензий.
Увы, дебилы тупо смотрели на лежащего навзничь соратника и стояли молча, хотя с видимым тремором во всех конечностях.
Мне не нравилось, что при этом они стояли вокруг меня, в том числе и сзади, поэтому я сделал пару шагов назад и попросил их выстроиться передо мной. Они не двигались, и тогда мне пришлось, послав очередное мысленное «прости» психиатру, снести башку картечью ближайшему молодому человеку.
Потом я снова терпеливо напомнил собравшимся, как им следует встать, и они уже шустро задвигались, выстроившись передо мной в одну неровную шеренгу.
— Кто из вас убил Полину Ивановну? — спросил я.
Дебилы молчали, и я, опять послав в космос телепатический сигнал с извинениями, выстрелил в самую противную рожу, пускающую слюни прямо передо мной.
Строй дебилов дрогнул, они принялись активно шевелить губами, но слов я еще не слышал и опять, в который уже раз, спросил:
— Кто убил Полину Ивановну?
— Семен ее убил. С Психычем, — наконец сообщил юноша в майке, драных трениках и тапках на босу ногу.
Юноша стоял самым правым в ряду, и мне пришлось сделать шаг вправо, чтобы увидеть его лицо. Лицо как лицо — немытое, конечно, но с хомо сапиенсом такое животное с двух шагов спутаешь запросто.
— Ну, и где эти Семен с Психычем? — спросил я, поведя стволом помпы вдоль строя.
— Психыч вон лежит, без башки. А Семен вот, живой стоит. — показал пальцем на совсем молоденького, безусого пацанчика разговорчивый юноша.
