Посетители засобирались, то ли спеша с доносом, то ли боясь обвинения в слушании крамольных речей. Трактирщик тоже начал нервничать — того и смотри выставит за дверь, если стрельцов не кликнет. Кому нравится терять клиентов? Пока что лишь моя репутация серьезного волшебника удерживала его от решительных действий.
Василий долакал пиво, подтянул рыбину к себе, вгрызаясь в нежное брюхо.
Жри, только молчи… Но молчать он не собирался.
Лизнув лапу, кот вытер усы и принялся приплясывать на столе, двигаясь на задних, а передними отстукивая такт по округлившемуся от обильного возлияния пузу.
— Ты знаешь, за что меня царь казнить хотел?
— Нам пора.
Я начал примеряться, как бы сподручнее схватить разошедшегося кота за загривок.
— Меня! И за что? За правду… Вот послушай.
Кот-баюн топнул лапами и запел. Голос у него, должен сказать, был премерзкий. Если он орал по ночам свои песни под окном царя, то тот мог казнить его просто из нежелания слушать дикие вопли, режущие ухо не хуже скальпеля.
Царь наш батюшка Далдон,
Если трезвый — мудозвон,
Он идет — они звенят,
И чего они хотят? А еще он…
В этот момент произошло три события сразу.
Во-первых, я ухитрился-таки ухватить кота за загривок, хотя и заработал пару царапин и гневный взгляд.
Во-вторых, трактирщик принял решение и, вооружившись кочергой, направился к нашему столу.
И в-третьих, в трактир вбежал какой-то мужичок, с головы до ног перепачканный в саже.
Он принялся сбивчиво рассказывать, что, мол, сгорела такая-то хата, с таким-то, который был пьян, как всегда, и посему остались от него одни косточки, да и те обгоревшие.
Трактирщик переключился на рассказчика, а я, держа вырывающегося кота на вытянутых руках, поспешно ретировался.
— И-ик, — сказал кот-баюн, — никакого уважения. А я… и-ик… между прочим, достояние…
Чье он там достояние, мне узнать не довелось, поскольку в этот самый момент я перепрыгнул через большую лужу, в которой нежились чумазые свинки, и, сдается мне, правдолюб прикусил-таки свой не в меру длинный язык.
Миновав боярские хоромы, я прошел мимо купеческого склада и углубился в район победнее, где более или менее ухоженные хаты соседствовали с откровенными халупами.
В кривом проулке моему взору предстало то, о чем рассказывал неожиданный посетитель трактира, явившийся как по заказу, чтобы спасти меня от неприятностей.
Сквозь повалившийся плетень был хорошо виден сгоревший остов дома. Вокруг печи с покосившейся трубой громоздилась куча золы вперемешку с обуглившимися бревнами. Местами зола, обильно политая из ведер перепуганными соседями (не приведи Ярило, и их хибары займутся), превратилась в грязь, однако в самом центре из-под кучи головешек курился дымок, видимо, в глубине еще тлели угольки. Но волноваться не стоило — все затухнет само собой, сойдя на нет.
Спасши свое хозяйство от посягательства огня, соседи разошлись по своим подворьям. Что им за дело до дальнейшей судьбы погорельца? От него и осталось-то всего ничего — горсть праха да пара костей, уличным собакам на радость.
Кот Василий потянулся и запустил когти мне в предплечье.
Я сердито встряхнул его, но это не помогло — он посапывал, что-то мурлыча себе в усы.
Пора домой.
Но тут послышался тяжелый жалобный вздох.
Кто это может быть?
Опустив кота на землю — дрыхни, скотина болтливая! — я раздвинул доски забора и проскользнул в щель.
Вздох повторился, он шел от уцелевшей печи.
Может, жив хозяин? Укрылся в подполье и пересидел пожар…
Но все оказалось значительно проще и в то же время значительно сказочнее.
На краю печи сидел маленький человечек, весь заросший густой длинной шерстью. В шерсть набился пепел, и от этого он был похож на клубок серой пряжи.
Человечек вздохнул и вытер глаза. Пепел попал ему в нос, он громко чихнул, от резкого движения потерял равновесие и упал на груду дымящихся головешек.
— Ой!
Он забился, лихорадочно пытаясь выбраться, отчего погрузился еще глубже, а в воздух поднялась туча пепла.
Я поспешил на помощь, ухватил его за босую, весьма волосатую ногу и извлек на свет божий. Заодно и рассмотрел.
Роста в нем было сантиметров двадцать, от силы двадцать пять, правильное телосложение: пара рук и ног, голова с необходимым количеством ушей, глаз и прочих органов. Кроме того, бросалась в глаза принадлежность карлика к мужскому полу. Единственным, что это как-то скрывало, был естественный волосяной покров на теле.
— Спасибо, — поблагодарил меня карлик.
В моей голове ролики заходили за шарики, пока я пытался определить видовую принадлежность существа. Что-то до боли знакомое с самого детства. Вот только что? Ну точно… домовой! Если подумать, то кем он еще мог быть?
— Че пялишься?
— Да я это… — Смущенно бормоча что-то в свое оправдание, я вынес домового на чистую землю и опустил на траву.
— А-а, впервой, значицца, с нашим братом встретился?
— Да, в общем-то…
— Не тушуйся, мужик, все будет путем… у тебя.
— А ты-то как?
— Да че я? В лес подамся, к лесным братишкам, дань с прохожих собирать. Проживу…
— Нехорошо это.
— Тоже мне судия отыскался. — Домовой сплюнул сквозь зубы и уставился на меня с явным вызовом. Но что-то в его взгляде было беззащитное, словно у загнанного зверька. Который мечтает о ласковых руках, но понимает, что это будет скорее удавка.
— Домовой без дома — все равно что человек без родины.
— Издеваешься? — Волосатик оскалился.
— Нет. Предлагаю поселиться у меня.
— Правда?
— Разумеется.
— Договорились. Жилье и пропитание я отработаю.
— Значит, пошли.
— Пошли.
Мы пролезли через дырку и остановились у мирно дремлющего кота.
— Василий с нами, — пояснил я домовому.
Тот согласно кивнул и что было мочи пнул спящего котяру под ребра.
От подобной наглости баюн проснулся и обиженно мяукнул, выгибая спину и скаля клыки.
Но домового это не смутило. Он вцепился в кошачье ухо и, выкручивая его, произнес по слогам:
— Хозяин не должен ждать. Вперед.
Может, и будет толк от домового в доме…
Глава 5
