психотерапевтом и прижимаюсь к вам благодарным организмом.
Нет, Нелька невозможная!
— Ну ладно, замри, — умиротворенно говорит ей Зоя. — Хотите, девочки, я вам опишу наш летний поход? Немножко?
Она выжидательно приоткрыла словно подернутые тонкой пленкой губы. Зоя любит рассказывать и умеет это делать. Девчата соглашаются: только вот разденутся и залезут под одеяло.
…Зоя вспоминает туристский поход так, что слушателям кажется — они сами участвовали в нем.
— Вы представляете: собирать грибы под дождем? Или при луне уплетать подгоревшую кашу, заправленную комарами? Есть мороженое из сгущенки и снега? На взятой высоте находить под камнем записку и… конфету «Золотой ключик»? А потом съезжать на пятой точке по ледниковому перевалу Чучхуру? Вот это жизнь!
Ай да Зойка, разошлась! Она, оказывается, совсем не синий чулок. И вообще странно: до университета работала в колхозе, а вот сейчас — совсем горожанка. Руки у Зои хорошие — сильные, работящие… Наверное, в детсадике, где она через день работает нянечкой, ее очень любят…
С нижнего этажа, из комнаты мальчишек, доносится гитарное бренчание.
Кто-то безголосый выводит залихватски:
— Козел Кодинец упражняется, — замечает Нелли, выпрастывая из-под одеяла точеные белоснежные руки. — Я завтра Крошке Бетти тысячи сдавать не буду…
— Почему? — в один голос спрашивают Саша и Лешка.
«Тысячи» — очередная порция английского перевода, которую надо сдать миниатюрной преподавательнице английского языка, прозванной студентами Крошкой Бетти.
— Я текст залила вареньем, помыла его, и он сохнет, — совершенно серьезно объяснила Прозоровская. — Свет тушить?
— Туши, — разрешает Зоя.
— Ты можешь встать в шесть утра, когда текст твой подсохнет, — коварно советует Лешка.
— Ладно, встану, — обещает Нелли, но все прекрасно знают, что встанет она ровно за столько минут, сколько потребуется, чтобы влететь в аудиторию перед самым носом преподавателя.
Лешка натягивает одеяло, на голову: так лучше думается.
Нелька хотя и безалаберная, а все же симпатичная веселая, добрая. Охотно занимает девчатам деньги, разрешает им носить спои вещи. Только мозги у нее засорены чепухой. На уме одни ухажеры. А все-таки однажды проговорилась: «Нашелся бы человек, который перевернул меня с изнанки на лицевую сторону». Значит, понимает, что есть у нее еще и «лицевая сторона», и ждет этого человека.
Саша рядом в темноте положила свои очки на тумбочку, вздохнула тяжко. Может быть, потому, что мамы у нее нет, а мачеха настраивает отца против нее?
Саша замечательная. Вот только плохо, что зубрилка. Неужели за это получила в школе серебряную медаль?
И потом… старается слыть сорвиголовой, а на самом деле застенчивая.
Кодинцу на днях ляпнула: «Я из всех напитков предпочитаю водку», хотя, конечно, кроме газированной воды, ничего не пила. Она и свистела-то сегодня, чтобы прослыть отчаюгой. Зачем ей это надо? В Саше Лешку привлекало и то, что она немного походила на Алку Звонареву не только внешностью, но и своей деловитостью.
Перед глазами встала улица, по которой шла с Багрянцевым. И его взгляд… Такой странный…
— Нет, об этом не надо. Интересно, что написал Виктор?
Лешка сунула руку под подушку, нежно потрогала конверт. «Может быть, жалеет, что так грубо разговаривал? Прочту, когда все уснут».
— Девочки, — тихо произносит Саша, — вы задумывались: какое из себя счастье?
Лешка вспомнила, как отвечала когда-то на этот вечный вопрос, но сейчас молчит: ждет, что скажут Зоя и Нелли.
— Получать максимум удовольствий! — безапелляционно заявила Нелли. — Знаю, знаю, объявите меня мещанкой, обывательницей, снобом, деградирующим элементом! Все равно стою на своем — удовольствия! Не низменные, конечно.
— Но ведь миллионерша какая-нибудь, — спокойно возразила Зоя, получает массу удовольствий, а, может быть, все-же глубоко несчастна. Нет, я думаю, счастье — в любимом труде на пользу людям.
— А как же личное? — спросила Саша и опять вздохнула, но так тихо, что услышала только Лешка.
Она представила в темноте приподнятую от подушки Сашину голову, и волна нежности подкатилась к сердцу. «Буду с Сашей всегда дружить», — сказала она себе.
— Конечно, если рядом любимые люди, счастье в сто раз полнее, — солидно соглашается Зоя.
— Прописные официальные истины! — подает из темноты голос Нелли. — Ходячая передовица!
— Неправда! — Зоя так решительно села на своей кровати, что она скрипнула. — Я искренне так думаю!
— Слушай, Нелька, — вступила в разговор Лешка, — я с Зоей согласна буквально во всем. Ну так подумай: разве может быть человек отгорожен от людей? Ты не сердись на то, что я скажу: вот ты считаешься комсомолкой, а по правде? Разве у тебя юность беспокойная? Что полезное для людей ты уже сделала? Только не обижайся, я вовсе не хочу тебя оскорбить… Перед прошлым субботником побежала в медпункт: «Горло болит». А потом стала объяснять, что у тебя «клапан в сердце не закрывается». Скажешь, выдумываю?
— Проработчики! — только и сказала угрюмо Нелли, а про себя подумала, что надо поскорее уматываться из этого общежития на частную квартиру, пока святоши вконец не перекроили ее, Прозоровскую, по своему образу и подобию. Она писала о плане такого перехода родителям в Сочи, и те обещали выделить дополнительную сумму.
— Ну, пора спать, — на правах старшей объявила Зоя, староста комнаты.
Вот тебе на! Письмо-то, оказывается, не от Виктора, а от Стасика. До чего почерки у них схожи. А Виктор, видно, решил не отвечать на письма. Ну, это дело его, навязывать себя она никому не собирается и хорошо помнит эту его особенность — не писать о себе. Когда он исчез из Пятиморска, так не очень-то баловал ее письмами.
Стасик сообщал, что проездом будет в городе, зайдет в университет в следующую среду, и просил в три часа дня ждать его в вестибюле. Письмо пришло из Шамекино. Странно…
…Лешка поглядела на часы: было без пяти три. В вестибюле — карусель объявлений, призывных, просительных, завлекательных, угрожающих.
Объявления напоминали о взносах в ДОСААФ, приглашали на шахматный матч, в секцию фехтования, в кружки домоводства, парашютистов, эсперанто, назначили день и час репетиций, конференции на весьма привлекательную тему: «Как отличить любовь от увлечения?»
Стасика Лешка увидела еще издали. Но что это такое? По может быть!..
— Верчик! — так пронзительно закричала Лешка, что все, кто был в вестибюле, оглянулись.
Лешка бросилась к Вере, обхватила руками ее шею и, поджав ноги, повисла. А потом стала ее обнимать, целовать, будто век не видела.
— Ну как я, Верчик, рада — передать невозможно!
Наконец несколько успокоившись, окинула подругу пытливым взглядом:
— По-моему, ты немного располнела… И еще больше стала походить на Иришку…
