воспитанницами Театральной школы было в большой моде у гвардейских офицеров и дворянских шалунов – театральных завсегдатаев».
Увлечение актрис гвардейскими офицерами начиналось еще в период их обучения в Театральной школе. Набережную канала на отрезке, занимаемом домом портного Кребса (№ 93), офицеры даже окрестили «Набережной любви».
В 30-е годы XIX века в лейб-гвардии Гусарском полку, в который был зачислен корнет М.Ю. Лермонтов, также существовал культ балета. Впрочем, подобное отношение к балетным спектаклям и балеринам являлось в то время своеобразной модой для всех завсегдатаев Большого театра. Гвардейский офицер Колокольцев писал в журнале «Русская старина»: «Офицеры переполняли театр. Все тогдашнее офицерство точно будто бы неведомой тогда силой было увлекаемо. Я не исключаю, впрочем, даже старших и даже тогдашний наш генералитет: ибо наши полководцы и дивизионеры не пропускали ни одного балетного спектакля.».
Общение с воспитанницами Театральной школы не ограничивалось одними спектаклями. Утром, когда к учебному заведению подъезжали театральные кареты, офицеры уже ожидали здесь своих возлюбленных верхом на лошадях и в экипажах. Журнал «Русская старина» отмечал: «Выждав, когда тронутся кареты, буквально набитые девочками, обожатели тотчас начинали перегонять кареты и отыскивать, где сидят их возлюбленные, которые сами тотчас же высовывались в окна карет. Тогда обожатели подъезжали, начинали разговор, передавались конфеты, фрукты и разные подарки, как то: серьги, браслеты, колье и прочее. Тут обыкновенно происходили разные сцены с классными дамами, которые сидели в каретах с девочками и театральными чиновниками, сопровождавшими поезд. Разумеется, что все слова, просьбы и угрозы классных дам и чиновников оставались без успеха… По возвращении с репетиции в Школу около трех или четырех часов повторялись те же самые проделки, потом вечером опять два раза, при проезде в театр и из театра».
Узнав о проделках военной молодежи, великий князь Михаил Павлович отдал строжайшее приказание по Гвардейскому корпусу: «Дошло до сведения Государя Императора, что многие из гг. гвардейских офицеров позволяют себе делать беспорядки в театрах и, по окончании театральных представлений, выходят на актерские подъезды и провожают воспитанниц как из Театральной школы в театры, так и из театров обратно. Его Императорское Величество с сожалением видя, что благовоспитанные господа офицеры столь отличного корпуса забывают достоинство свое и, не уважая публики, наводят ей беспокойств, – высочайше повелеть соизволил объявить о сем по отдельному гвардейскому корпусу: С.- Петербургский военный генерал-губернатор имеет особое высочайшее повеление брать под арест тех, которые будут замечены в провождении воспитанниц и прочих беспорядках».
Несмотря на грозные царские распоряжения и административные меры, предпринимаемые для сбережения покоя воспитанниц, гвардейские офицеры под видом полотеров или других служителей, а летом просто через открытое окно, проникали в будуары старших воспитанниц Театральной школы. Довольно часто эти романы заканчивались тем, что юные воспитанницы становились мамами в 14–16 лет, и их блестящая театральная карьера оказывалась под угрозой. Дети, прижитые с актрисами офицерами гвардии, обычно впоследствии становились воспитанниками Театральной школы. Среди гвардейских офицеров особыми «способностями и выдумкой» в любовных делах с воспитанницами Театральной школы выделялся поручик Гусарского полка и будущий декабрист А.И. Якубович. Его похождения к молодым танцовщицам порождали столичные легенды. То он пробирался с раннего утра в репетиционный зал школы, переодетый сбитенщиком, то виртуозно проникал в будуары воспитанниц через окна верхних этажей здания.
Дочь актера Я. Брянского, А.Я. Панаева, ученица Театральной школы, вспоминала, что «поклонники воспитанниц каждый день прохаживались бессчетное количество раз по набережной Екатерининского канала мимо окон школы. Воспитанницы вели счет, сколько раз пройдет обожатель, и мерой влюбленности считалось число прогулок. Пушкин тоже был влюблен в одну из воспитанниц-танцорок и тоже прохаживался одну весну мимо окон школы. Тогда была мода носить испанские плащи, и Пушкин ходил в таком плаще, закинув одну полу через плечо».
В августе 1831 года молодой сочинитель Н.В. Гоголь поселился на Офицерской улице в доме Брунста (здание не сохранилось). 21 августа 1831 года он писал А.С. Пушкину, приглашая его к себе в гости: «… я живу на третьем этаже… квартира моя во второй Адмиралтейской части, в Офицерской улице, выход на Вознесенский проспект, в доме Брунста…». В тот период Николай Васильевич завершал работу над второй книгой «Вечеров на хуторе близ Диканьки». В том же письме к поэту Гоголь поведал о своем впечатлении от посещения типографии Министерства народного просвещения, где уже печаталась первая книга «Вечеров на хуторе близ Диканьки»: «…любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отвернувшись к стенке…». Этот одобрительный отзыв первых читателей «Вечеров» – типографских наборщиков – убедил Николая Васильевича, что он действительно писатель «совершенно во вкусе простого народа».

Н.В. Гоголь.
Портрет работы Ф.А. Мюллера. 1841 г.
Пушкин навестил сочинителя в его квартире на Офицерской улице. Обрадованный визитом поэта, Гоголь восторженно сообщал об этом великом событии В.А. Жуковскому: «Пушкин, как ангел святой, не побоялся рогатого чиновника, пронесяся его мимо и в мгновение ока очутился в Петербурге и вызвал голосом трубным ко мне…». Чтобы расшифровать это загадочное письмо, следует вспомнить, что в столице Российской империи в то время был объявлен строгий карантин по случаю эпидемии холеры и на всех заставах («рогатках») были выставлены бдительные посты в лице чиновных людей («рогатый чин»), имеющих предписание не пропускать никого в город.
На Офицерской улице, в доме Брунста, Гоголь прожил до лета 1832 года. Отсюда он уехал в свою родную Васильевку.
Во время Отечественной войны 1812 года Александр Сергеевич Грибоедов служил в гусарах, но непосредственного участия в сражениях ему принять не довелось. В конце 1814 года он получил отпуск и приехал в Петербург. Во время войны в Брест-Литовске Грибоедов познакомился со служившим в ополчении князем Александром Александровичем Шаховским – драматургом, поэтом, известным режиссером и заведующим репертуарной частью в дирекции Императорских театров – фактическим главой столичной сцены. В Петербурге будущий автор «Горя от ума» поселился на Офицерской улице (в доме Лефебра) у своего дяди.
Сохранилось свидетельство о том, что какое-то время А.С. Грибоедов проживал «на одной лестнице» с Шаховским. Если это верно, то действительно, одним из ранних петербургских адресов писателя, согласно свидетельству историка русского театра, был следующий: «В Офицерской улице, ведущей к Большому театру, в деревянном небольшом доме Лефебра, против дома Голлидея, где имели помещение многие служащие при дирекции и артисты». В этом доме Грибоедов жил до конца 1816 года.
В квартире Шаховского каждый вечер собирались друзья и знакомые князя – сочинители, актеры и просто любители театра и сценического искусства. Вечера у Шаховского затягивались порой до трех часов ночи. Авторы читали здесь свои произведения, а актеры разыгрывали сценки из них, разгорались бурные споры, в которых самое активное участие принимал хозяин квартиры. Бурная жизнь столицы захватила Грибоедова. Он подал в отставку и решил посвятить себя театру.
Еще в Польше, в Брест-Литовске, Шаховской посоветовал Грибоедову перевести пьесу французского поэта Крезе де Лессера «Семейная тайна», обещая содействие в постановке ее на сцене. Пьесу А.С. Грибоедов перевел, назвал «Молодые супруги» и прочитал в Петербурге в салоне Шаховского на Офицерской улице. Молодой писатель страстно ждал премьеры своей первой комедии. Князь сдержал обещание – комедию включили в бенефисный спектакль Нимфодоры Семеновой, та пользовалась успехом у зрителей и тем самым обеспечивала премьере пьесы мало кому известного автора аншлаг. Кроме того, в бенефисном спектакле Нимфодоры (Семеновой-младшей) обязательно должна была принять участие ее сестра, блистательная русская актриса Екатерина Семенова (Семенова-старшая). Екатерина Семенова могла в то время обеспечить успех любой пьесе. Ее красота ослепляла, ее монологи вызывали слезы восторга, а игра на сцене поражала и очаровывала. Екатерина Семенова согласилась сыграть в «Молодых супругах» роль Эльмиры. 18 ноября 1815 года было получено цензурное разрешение на постановку комедии в одном действии, в стихах и с пением.
Комедию «Молодые супруги», поставленную на сцене Малого театра, зрители приняли благосклонно, она