– Надеюсь, вы примете правильное решение, милорд. Ей у нас будет намного лучше, чем в этой дурацкой школе!
– Даже если я и отклоню ваше предложение, я не пошлю Мелани обратно в школу леди Недлейн.
Рэвенстон опять принялся за работу, легко касаясь стенки каменоломни острием кирки.
– Не пошлете?! – воскликнула Джорджина с удивлением и радостью. – А почему вы так решили?
– Я пришел к выводу, что вы были правы: это не очень подходящая для нее школа.
Он все еще работал, и Джорджина не могла видеть выражения его лица. Она была удивлена, что человек, столь самоуверенный и презирающий женщин, мог признаться, что она, обыкновенная женщина, оказалась хоть в чем-то права.
– Но тогда почему вы не разрешаете ей пожить у нас? Вы боитесь, что вас осудят за то, что она живет не с вами?
Джастин опять прервал работу и обернулся к ней.
– За все эти годы я давно привык к критике за то, что не позволяю своей подопечной жить со мной. Когда умер мой отец, меня все осуждали, что я поддался на уговоры ее матери и разрешил ей вернуться с Лэни к своим родителям в Сассекс. В то время я был женат и имел соответственно гораздо меньше причин, чем сейчас, чтобы не брать в свой дом Мелани. Оглядываясь назад, я иногда думаю, что был не прав.
– А почему вы так поступили?
– Ее мать отказывалась жить в Корнуэлле, мне казалось неразумным разлучать мать с дочерью, особенно если ребенок такой маленький. А ведь Мелани тогда был всего год от роду. – Он нахмурился. – Какого черта вы так на меня смотрите?
Джорджина глядела на него, раскрыв рот, не в силах поверить услышанному.
– Я поражена, что вы так к этому относитесь, лорд Рэвенстон. Большинство мужчин даже не задумались бы отнять у матери их детей, неважно, насколько они малы.
– Я уже говорил вам, что не отношусь к большинству, – произнес он с легкой улыбкой, очаровавшей ее. – Но очевидно, что вас я до конца не убедил.
– Нет, не убедили. – Тем не менее он добился большего, чем она могла себе представить двадцать четыре часа назад. – Но почему вы не решаетесь оставить Лэни здесь?
Его лицо приобрело озабоченное выражение.
– Честно говоря, мне претит мысль перепоручать сестру, находящуюся на моем попечении, вам и вашему отцу. – Он поставил кирку вертикально и оперся на рукоятку. – Но в то же время я не представляю, как бы мы могли жить с ней вместе в моем лондонском особняке.
– А не могла бы она жить с вами в вашем поместье в Корнуэлле? – предложила Джорджина, зная, что Лэни мечтает жить в доме, где она родилась.
– Нет, потому что я очень редко теперь езжу в Рэвенкрест. – Джастин рассеянно провел рукой по непокорным черным волосам. – Более того, мое поместье достаточно уединенно, и я боюсь, что она будет чувствовать себя одиноко.
Джорджина вполне понимала его сомнения. Его честное признание порадовало ее, и она решила быть такой же откровенной.
– Я тут совершенно не могу спорить с вами, но, может быть, вы хотя бы возьмете Лэни в Рэвенкрест, когда поедете туда ненадолго?
– Зачем?
– С того момента, как умерли ее дедушка и бабушка, она чувствует себя лишенной дома и корней. – Джорджина посмотрела вверх, ее внимание привлекли два ястреба, кружащие в небе в поисках добычи. – Лэни очень хочет увидеть дом, где она родилась. Она говорит, что совсем его не помнит.
– Странно было бы, если бы она его помнила, ведь она не была там с младенческого возраста. Моя мачеха ненавидела Корнуэлл и, покинув его, отказывалась туда возвращаться.
«Ее светлость также не любила и пасынка, которого все время называла бессердечным и жадным», – вспомнила Джорджина.
– Что же до того, чтобы взять мою сестру в Рэвенкрест, то мне кажется, что менее всего она хотела бы ехать куда-либо в моем обществе. – Темные глаза Рэвенстона стали озабоченными. – Вы заметили, какая она со мной угрюмая и замкнутая? Вчера вечером мне впервые удалось пообщаться с ней.
Помня свое решение помочь брату и сестре сблизиться, Джорджина осторожно сказала:
– Лэни не понимает вашего юмора, и потом, она вас немного побаивается.
– Но что я, черт возьми, сделал, чтобы она меня боялась?
Его недоумение было таким неподдельным, что Джорджина испытала к нему прилив сочувствия. Ей пришлось подавить внезапное желание успокаивающе дотронуться до его рук, опирающихся на кирку.
– Ну, во-первых, вы не дали ей достаточной возможности узнать вас. Ее мать умерла, когда Лэни было девять. – В голос Джорджины сама собой вкралась укоризненная интонация. – Почему же тогда вы не взяли вашу подопечную к себе?
– По двум причинам. Во-первых, сама Мелани, ее дед и бабка, их викарий, их адвокат – все они писали мне умоляющие, душераздирающие письма, убеждая меня не разрушать счастье моей одинокой безутешной сестры, лишая ее единственного дома, который она признает.
До этих слов Джорджина как-то не вспоминала, как жутко боялась Лэни после смерти матери, что ее сводный брат заберет ее к себе.
– Я поддался на уговоры, хотя сам и не был с этим согласен. – Он вздохнул. – У меня были очень
