Но в том лихом году, как бы назло, Обильный урожай земля сулила. Готовилось к уборке все село, Забыв про нас. У стариков нет силы С уборкою управиться. У них Заботам, нуждам ни конца, ни края. В такие дни не до сирот чужих. Чего тут ждать!.. Я разыскал в сарае Знакомый серп, которым жал отец, В карман засунул старое точило, И утром, еще солнце не всходило, Я вышел в поле как заправский жнец. Участок мой был от села далеко. Средь хмурых гор жара и тишина. Как было горько мне и одиноко! Как разболелись плечи и спина! Я жал пшеницу рук не покладая, Мне заливал глаза соленый пот, И вдруг я вижу, что сестра несет Мой завтрак в узелке, и вот тогда я Почувствовал себя главой семьи, Добытчиком, кормильцем и опорой. Я бережно сложил снопы свои И сел в тени большой копны, которой Гордился я, и скудный завтрак мой Неспешно съел, по-взрослому усталый. Кругом безлюдие, гнетущий зной, И камнем на сердце тоска лежала. А девочка, молчание храня, Ко мне прильнула, руки нежно гладя, И я прочел в ее печальном взгляде Вопрос, который мучил и меня, Мне душу изнурял глухой тревогой: «Как в мире этом страшном и большом, Где ни отца, ни матери, ни Бога, Мы будем жить?..» И по сердцу ножом Резнула боль, и оба втихомолку Мы плакали, скрывая горький страх. Кричащую тревожно перепелку Мы услыхали в луговых кустах. Мы видели, над нею кружит коршун И вот, свистя крылами, в небо взмыл… Я встал, готовый к испытаньям горшим, И ноющую спину распрямил. Я вытер слезы детские мои И, как пристало старшему в семействе, Уверенно сказал Ерануи: — Не плачь, не унывай, мы будем вместе! Не бойся, перепелочка моя, Иди домой! — Она послушно встала, И в серых глазках радость заблистала, И мелкими шажками вдоль ручья Она пошла, чуть колыхаясь в поле, Как увядающий в бутоне мак. И я поклялся: даже в горькой доле Ее беречь, ее лелеять так, Чтобы жила без страха и печали, Покуда не найдет своей судьбы. Я поглядел в синеющие дали С волнением, с предчувствием борьбы. И долгий день, не зная утомленья, Я жал пшеницу, складывал снопы, А на закате, подходя к селенью, Я услыхал нестройный гул толпы. Я увидал, как в спешке, в суматохе Кто погружал пожитки на арбу, Кто ослика навьючивал… И вздохи, И ропот на жестокую судьбу Звучали всюду… Ветхие старухи Мешки латали. И в последний раз Пекли домашний хлеб. Следы разрухи Виднелись всюду в этот горький час. С отрядом русских, отступавшим спешно, Переселяли на восток армян, И старики с тоскою безутешной, С глубокой болью незаживших ран Родные стены молча целовали. Как трудно будет доживать вдали От кровли отчей, от родной земли, В безвестности, в унынии, в печали! Какая боль, какая пустота! Но сквозь тоску мне верилось впервые, Что сбудется теперь моя мечта, Что наконец-то мы идем в Россию, В страну, куда рвалась моя душа, Где нас не будет разорять паша, Где не убьет нас янычар кровавый, Где, озаренный вековою славой,
