превосходством в живой силе, бронетанковой технике, авиации, что и дало ей преимущество на начальном этапе войны. Однако сравнительный анализ показывает, что 22 июня 1941 г. Красная Армия превосходила противника не только в живой силе, но и по количеству танков и самолетов[6] . С первых дней войны кроме регулярных боевых частей в отражении врага участвовали пограничники, внутренние войска, моряки Северного, Краснознаменного Балтийского и Черноморского флотов. Это большая сила, которая, как правило, не учитывается при соотношении сил на советско-германском фронте.
Накануне войны в ставке Гитлера состоялось совещание, на котором обсуждался план операции «Барбаросса». Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер докладывал: «Собственные силы примерно равны, но качественно значительно превосходят противника. В отношении механизированных дивизий у нас превосходство в танках, стрелках, артиллерии. Количественное превосходство у русских, качественное — у нас. Артиллерией русские вооружены нормально, но техника неполноценная. Командование артиллерией неудовлетворительное. Намерения русского командования нераспознаваемы»[7].
Поражения на начальном этапе войны, отступление Красной Армии, оставленные врагу города и села, гибель миллионов людей, потери огромных материальных ресурсов — все это стало следствием ошибочных представлений И. В. Сталина и его окружения о перспективах войны с Германией, неподготовленности Вооруженных Сил СССР для отпора врагу. В результате неправильной оценки руководством страны военно- политической обстановки накануне войны, противодействия партийного руководства усилиям Наркомата обороны и Генерального штаба в подготовке к надвигающейся войне Красная Армия не была своевременно развернута и приведена в боевую готовность. Это помешало принять необходимые меры, чтобы исключить внезапность нападения немецко-фашистских вооруженных сил на нашу страну. Данных для принятия таких мер было вполне достаточно[8]. За просчеты пришлось заплатить большой кровью.
Десятилетиями в сознание советских людей насаждался миф о внезапности нападения. Он до сих пор кочует по современным научным изданиям, прочно обосновался в школьных и вузовских учебниках. Если раньше его оберегали идеологические надсмотрщики коммунистической партии, то теперь — яростные «ревнители» российской истории, которые готовы поступиться правдой ради «сохранения памяти о героическом прошлом нашей Родины в деле патриотического воспитания молодежи». Весьма уязвимый тезис, который дает дорогу реанимации в общественном сознании сталинских формулировок в оценке истории Великой Отечественной войны. А они порождают новую мифологию о гениальности вождя, его выдающихся полководческих талантах, и как результат — обилие литературы на книжных развалах, восхваляющей вождя, который спас Родину от вражеского нашествия.
5 мая 1941 г., выступая в Кремле перед выпускниками военных академий РККА, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин сказал: «Чтобы готовиться хорошо к войне, не только нужно иметь современную армию, но надо войну подготовить политически. Что значит политически подготовить войну? Политически подготовить войну — это значит иметь в достаточном количестве надежных союзников из нейтральных стран… Любой политик, любой деятель, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой»[9].
Этой неожиданностью для вождя стало 22 июня. Красная Армия оказалась не готовой к войне, хотя руководство страны и товарищ Сталин считали иначе. На той же встрече с выпускниками академий вождь поправил начальника академии имени Фрунзе генерала М. С. Хозина, который произнес тост за мирную сталинскую внешнюю политику: «Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению»[10]. В духе сталинского выступления, как говорится, по «горячим следам», в недрах военного ведомства не ранее 15 мая 1941 г. была подготовлена «Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии председателю СНК СССР И. В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Ее авторы — народный комиссар обороны СССР маршал С. К. Тимошенко и начальник Генштаба генерал армии Г. К. Жуков реально оценивали обстановку на западной границе, и Германия рассматривалась как основной противник в предстоящей войне. Планом развертывания войск Красной Армии на западной границе предлагался вариант нанесения силами первого стратегического эшелона упреждающего удара по германской группировке, сконцентрированной на границах СССР в Польше и Восточной Пруссии, и ее разгрома[11]. Это соответствовало сталинской доктрине «воевать малой кровью на чужой территории». Однако вождь положил записку под сукно. Как раз в это время И. В. Сталина ежедневно информировали о донесениях разведчиков, в которых сообщалось о приготовлениях Германии войны с СССР, наращивании ее вооруженных сил на границах Советского государства. К 20 мая, учитывая сложившуюся обстановку, нарком обороны и начальник Генерального штаба Красной Армии направили директиву командующему Западным особым военным округом Д. Г. Павлову. В ней говорилось: «С целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округа к 20 мая 1941 г. лично Вам с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа разработать: а) детальный план обороны государственной границы… б) детальный план противовоздушной обороны»[12]. Перед командованием округа ставилась задача не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на советскую территорию. В случае прорыва фронта обороны крупными мотомехчастями противника для борьбы массированно предполагалось использовать механизированные корпуса, противотанковые артиллерийские бригады и авиацию. Все было подробно расписано, учтены возможные варианты, указаны базы снабжения и запасы горючего.
В тот же день директива подобного содержания была направлена командующему войсками Одесского военного округа[13]. К 30 мая директива наркома и начальника Генштаба поступила командующему войсками Прибалтийского особого военного округа [14]. Красная Армия готовилась к отражению агрессии со стороны фашистской Германии. И документы это подтверждают. Штабы работали днем и ночью, дивизии и корпуса сосредотачивались в новых местах дислокации. 31 мая штаб Киевского особого военного округа направил в войска директиву по связи, в которой подробно изложил схему связи штаба КОВО с армиями, корпусами и авиадивизиями на случай войны[15]. Казалось, что начало неминуемой войны Красная Армия и Советское государство встретят в полной боевой готовности, отразят удар противника и добьют врага на его территории. Войска получили по половине боевого комплекта боеприпасов, а танкисты по две заправки горючего. Так сказать, на всякий случай, чтобы при начале конфликта не бегать на склад за патронами и снарядами.
Однако как бегун, который споткнулся на старте, так и боевой запал высших партийных руководителей государства в начале июня пошел на убыль. Политбюро приняло постановление оборонительного характера. Это свидетельствовало о растущей неуверенности руководства страны в возможности нанести агрессору мощный ответный удар и перенести боевые действия на его территорию. В сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. делается неуклюжая попытка призвать Германию к мирному диалогу, звучит заявление, что «слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными»[16]. Накануне войны Красная Армия оказалась дезориентированной реверансами вождя по отношению к потенциальному противнику. В неопубликованных воспоминаниях Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: «Советское правительство в лице Сталина и Молотова вновь допустило ошибку, объявив 14 июня в печати и по радио заявление ТАСС о том, что нам нет никаких оснований опасаться вооруженного нападения Германии, с которой у нас есть пакт о ненападении. Такое безапелляционное заявление Советского правительства успокоило войска приграничных округов, и все пошло по обычаям и порядкам мирного времени»[17]. Командиры боевых частей отправились в отпуск, а войска без боеприпасов и тяжелого вооружения — в летние лагеря.
Что же повлияло на перемену настроений в верхних эшелонах Советского государства? Можно сказать, случай. На И. В. Сталина большое впечатление произвел полет из Германии в Англию на истребителе одного из ближайших сподвижников Гитлера Рудольфа Гесса. В справке внешней разведки
