Народ в эту эпоху живучий. На узком небритом лице были кустистые брови и длинные усы с обгрызенными кончиками. Лука, когда думал, засовывал в рот то левый, то правый ус и пожевывал его. Когда мы в первый раз оставили на острове шхуну, он долго осматривал ее, пожевывая усы, чем и шрамом в придачу и запомнился мне. Судя по длине усов, думал он редко.
— Курень у них в балке. Туда и коней на ночь заводят, не угонишь. Охрану выставляют по два человека на каждой стороне наверху. Только обычно дрыхнет эта охрана, — рассказал Лука.
Судя по докладу, мозги у него все-таки остались в покореженном черепе. Наверное, бродники сами собирались напасть ночью, да духа не хватило.
— Твои люди смогут тихо снять охрану? — спросил я.
— Смогут, конечно, — ответил он. — Толку все равно будет мало. Склоны и весь глухой конец балки вишняком густым порос, не подберешься к ним без шума. А если заходить с открытой стороны, кони там, почуют и заржут. Разбойники не даром остановились там. Оттуда и до порогов близко. Ждут, видать, когда караваны ромейские придут с моря.
Наверняка разбойники знают, что крарийцы следят за ними. Первое время были настороже, ждали нападения, а потом решили, что их боятся. После чего возомнили себя крутыми парнями. Выказывают свое презрение к крарийцам, игнорируя слежку. Этим я и решил воспользоваться.
Часовых крарийцы сняли без шума. Это было не сложно, потому что все четверо спали без задних ног. После чего к краям обоих склонов подобрались крарийские лучники и мои арбалетчики. Последние заняли ближний склон, потому что он был более пологим, до противника было дальше. Луки у крарийцев были простые, из двухслойного дерева. Такие били от силы метров на сто. С всадниками и двумя десятками копейщиков я ждал рассвета неподалеку от открытой части балки, чтобы нанести удар с той стороны.
Утро не спешило начинаться. Темная, безлунная ночь, казалось, никогда не кончится. Я сидел на корточках, прислонившись спиной в нагретому за день и все еще не остывшему камню-песчанику. Степняки стараются держаться подальше от таких камней, потому что в них часто бывают трещины и дыры, в которых могут ночевать гадюки. Мне было пофигу. Как утверждал Френсис Дрейк, кому суждено болтаться на рее, тот не погибнет от пули. Мне через несколько дней суждено оказаться в море.
Сколько раз я пытался засечь момент перехода от тьмы к свету, но ни разу не удавалось. Вроде бы все еще темно, а потом вдруг бах — и видишь, что уже посветлело. Так случилось и на этот раз. Я встал, размялся. Мне повели коня — невзрачного степного жеребца соловой масти. В его морде была какая-то воловья покорность, но при этом бежать быстро жеребец упрямо отказывался, абсолютно не реагируя на шпоры. Сейчас быстро скакать не надо было. Мы ехали шагом, чтобы копейщики не отставали. Перевели коней на рысь, когда до лошадей разбойников оставалось метров пятьсот. Все равно они скоро учуют других жеребцов и подадут голос. Пехотинцы побежали за нами.
Мы были уже около стреноженных лошадей, когда разбойники подняли тревогу. Тут по ним и начали стрелять лучники и арбалетчики с обоих склонов балки. Всадники и пехотинцы не давали им прорваться к лошадям и ускакать. Я степной пикой завалил двоих, которые успели распутать ноги лошадей и вскочить на них, неоседланных. Без седла и стремян много не повоюешь. Остальные разбойники поняли это и побежали по балке вверх. Еще двоих я убил из лука, подаренного Берке. Научился стрелять из него. Конечно, не так хорошо, как монголы, но уже и не плохо. Обоим разбойникам попал в спину ниже шеи. Судя по тому, как у них сразу подкосились ноги, в позвоночник.
Мы перебили две трети разбойников. Лазать по густым кустам и отлавливать остальных я запретил. Там потери будут большие. Без лошадей и в таком малом количестве они не опасны. Думаю, после этого нападения разбегутся в разные стороны, поищут место поспокойнее. Мы собрали трофеи, сняли путы с лошадей и поехали к Крарийской переправе. Во время нападения потеряли всего одного человека и двое были ранены.
По возвращению я приказал старосте:
— Продашь лошадей из нашей доли и, если до осени не вернемся, отвезешь деньги вместе с оброком в Путивль.
После чего быстро подконопатили и просмолили шхуну, спустили ее на воду и пошли вниз по Днепру. Вода уже начала спадать. С берегов, недавно освободившихся от воды, взлетали стаи птиц, когда мы проплывали мимо. Я вдруг понял, что грусть сменяется радостным предчувствием. Ну, что там ждет меня дальше? Где я окажусь?
Ответ узнал черед пять дней. Шторм начался, когда шли вдоль территории Болгарии. Я специально шел недалеко от берега, чтобы потом меньше бултыхаться в воде. Северо-восточный ветер налетел стремительно. От первого порыва шхуна легла чуть ли не на борт. В балласте она была очень валкой. Я приказал опустить паруса, поставить штормовой стаксель, а сам пошел в каюту снаряжаться.
Поверх шелкового белья надел стеганку и шерстяные штаны. На них длинную кольчугу с длинными рукавами, которые заканчивались рукавицами, и с разрезами спереди и сзади для верховой езды и шоссы. И то, и другое изготовлено путивльскими кузнецами из «наалмаженной» стали. Проволока была тонкая, кольца маленькие, поэтому доспех получился легче и надежнее, не смотря на простое плетение. Сверху надел бригандину с новой кожаной основой, сюрко со своим гербом, наручи, поножи на сапоги с защитой стопы из металлических пластин. На голову — стеганную шапку и шлем, который крепко закрепил кожаным ремешком, чтобы не слетел. На поясе висели слева сабля, спереди кожаный кошель с серебряными монетами, справа кинжал, а на правом боку фляга с вином, разбавленным водой… Поверх всего этого натянул новый спасательный жилет, увеличенный, чтобы держал на плаву меня в тяжелых доспехах. В нем спрятаны золотые монеты и несколько драгоценных камней, но не очень много, на новую шхуну не хватит. Решил взять в первую очередь надежное оружие и доспехи. Даже имея золото, не всегда можно купить что-то стоящее, а вот с хорошей саблей я всегда добуду деньги. Наискось, слева направо, повесил сагайдак с монгольским луком, тридцатью стрелами и запасными тетивами. За пазуху спрятал тубус с картой. К перемещению готов!
Когда я вышел на палубу, шторм разгулялся на полную силу. Такие на Черном море даже зимой редкость. Значит, по мою душу. Дружинники с удивлением смотрели на меня. В доспехах и спасательном жилете я выглядел громоздко. Наверное, решают, с кем я собрался воевать?
— Курс не меняй, чтобы со мной не случилось! — перекрикивая ветер, отдал я приказ Афанасию. — Держись подальше от берега, иначе погибнете!
Что делать после окончания шторма он знал. Надеюсь, ему и вместе ним остальным опять повезет.
Я поднялся на корму, остановился возле фальшборта подветренного борта. Всего за несколько минут небо заволокли черные тучи, а море покрылось белыми полосами пены. Порывистый сильный ветер срывал с волн, которые становились все выше. Я смотрел на беснующееся море и ждал. Испуганные дружинники, впервые попавшие в такой переплет, смотрели на меня. Увы, больше я им ничем помочь не смогу.
Эта мысль была последней на борту шхуны. Я заметил волну, когда она уже склонялась над кормой. Сильный удар подбросил меня. Холодная вода обволокла со всех сторон, пропитывая одежду, закрутила, понесла с собой, а потом бросила вниз. Когда я вынырнул, шхуны рядом не было. Прощай, княжество Путивльское!
