– Что значит – в два-три раза больше?
– В Китае большинство людей работает в государственных компаниях. Социализм предполагает относительное равенство, то есть теоретически главный управляющий и швейцар должны получать приблизительно одинаковую зарплату. Так что швейцар имеет право за счет средств компании по статье «социальные расходы» угостить обедом или доставить какое-то развлечение своим друзьям или родственникам.
Официантка принесла в корзинке бутылку вина и два маленьких блюдца с черной икрой на серебряном подносе.
– За счет заведения.
Откупорив бутылку, она налила немного вина в бокал Чэня и терпеливо ждала его оценки. Он протянул бокал Кэтрин.
– Вино замечательное, – улыбнулась она, отведав вина.
Когда официантка удалилась, они подняли бокалы в тосте.
– Мне приятно, что вы назвали меня своей подругой, – сказала она. – Но давайте оплатим счет пополам.
– Нет, наш обед оплатит управление. Я сказал, что сам заплачу, потому что не хотел вводить управление в слишком большие расходы. Для китайца было бы серьезной потерей лица – не платить в обществе своей дамы, тем более в обществе прелестной американской подружки.
– Подружки?
– Ну, ему я так не сказал, но он определенно считает вас именно моей подружкой.
– Как у вас все сложно – «социальные расходы», «потеря лица». – Она снова подняла бокал. – Вы думаете, Гу специально сюда заходил?
– Вчера вечером Гу ни о чем таком и не заикался, но, думаю, вы правы.
– О! Значит, вы с ним вчера виделись?
– Да, посетил вечеринку в стиле караоке. Я взял с собой Мэйлинь, секретаршу из автоинспекции.
– Так вы пригласили другую свою подружку! – Кэтрин изобразила ревнивое возмущение.
– Исключительно для того, чтобы продемонстрировать ему свои серьезные намерения относительно стоянки, инспектор Рон!
– А, понимаю, в обмен на информацию. И что же вам удалось выяснить?
– К сожалению, насчет Вэнь ничего, но он обещал постараться. – Он осушил свой бокал и, вспомнив о водке «Маотай», смешанной со змеиной кровью, решил не посвящать ее в подробности вчерашнего вечера. – Вечер закончился только около двух, нам подавали самые экзотичные блюда плюс две бутылки «Маотая», так что сегодня утром у меня голова раскалывалась.
– Бедняжка!
Подали основные блюда. Еда была превосходной, вино так и таяло во рту, а его компаньонка поражала очарованием. Головная боль Чэня почти отступила. За окном сияло солнце. Из-за двери доносились звуки русской песни «Яблони в цвету».
Он подумал, что, пожалуй, не так уж плохо проводит день, и в памяти всплыли строки:
Он смутился. Это были не совсем его стихи. Неужели он все еще пьян? Ли Бо утверждал, что свои лучшие стихи он писал в состоянии опьянения. Чэнь подобного еще не испытывал.
– О чем вы задумались? – спросила она, подцепив вилкой кусочек рыбы.
– О стихах… Но не моих, точнее, не совсем моих.
– Не смущайтесь, вы же известный поэт. Вас знает библиотекарша в шанхайской библиотеке. Не почитаете мне свои стихи?
– Даже не знаю… – На самом деле ему хотелось почитать ей. И секретарь парткома Ли велел ему развлекать гостью. – В прошлом году я написал стихи о Дайфу, современном китайском поэте. Помните двустишие на моем веере?
– О том, что пришпорить коня и красавицу – одно и то же, да? – с улыбкой сказала она.
– В начале восьмидесятых бульварные газеты раззвонили по всему свету историю его развода. И он уехал на один из Филиппинских островов, где начал новую жизнь под другим именем… Как человек, живущий по вашей программе защиты свидетеля. Он изменил имя, отрастил длинную бороду, открыл лавку по продаже риса и купил «неиспорченную» местную девушку, на тридцать лет моложе, которая ни слова не знала по-китайски.
– Примерно так в свое время поступил и Гоген, – заметила она. – Извините, что прервала вас, пожалуйста, продолжайте.
– Это было во время войны с Японией. Поэт оказался участником Сопротивления. По слухам, его убили японцы. С тех пор появился некий миф. Критики утверждали, что девушка, торговля рисом и его борода служили лишь прикрытием для его антияпонской деятельности. Мои стихи являются реакцией на подобные заявления. Первая строфа посвящена прошлому. Я пропущу ее. Вторая и третья описывают жизнь поэта в качестве торговца рисом, живущего с девушкой из местного племени.
