Эдвин Чарльз Табб
Обычный колдун
Марк опоздал на вечеринку. Два пациента, поступивших в последнюю минуту, и срочный звонок от потенциального самоубийцы поломали его график, так что, когда он наконец приехал, только несколько человек сидели в гостиной посреди того, что несомненно оставит после себя след. Глория вспомнит об этом позднее, нет сомнений. Она и Билл были щедры, но одной щедрости недостаточно, чтобы привести все в порядок. Она сжала его руку, когда он вошел в квартиру.
— Марк! Рада тебя видеть. Я уж думала, ты не придешь.
— Прошу прощения, — извинился он. — Сандра еще здесь?
— Она разговаривает с доктором Лафаржем. — Глория снова сжала ему руку. — Когда же наконец это случится, Марк?
— Как только я смогу убедить ее в том, что, выйдя за меня замуж, она получит достаточную компенсацию за ту мишуру, которой, как она полагает, ей будет не хватать, если она согласится на этот шаг. — В голосе его чувствовалась горечь.
Он несколько смягчился, когда Билл сунул ему в руки бокал.
— Спасибо.
У Билла была хорошая память. Вермут и джин были в той пропорции, которую он любил, и которая ему требовалась. До них доносился приглушенный шум голосов из группы гостей в углу, неразборчивые обрывки фраз, затем голоса стали тише, словно разговор пошел о тайных и секретных вещах. Все замолчали, когда Марк направился к ним.
— Марк! — Сандра встала и пошла ему навстречу, подставляя щеку для поцелуя. Это была совсем молодая, очень привлекательная девушка, бледная кожа и черные густые волосы придавали ей сходство с итальянской Мадонной.
— Как я рада, что ты все-таки пришел, дорогой. Я хочу тебя познакомить с моими друзьями.
Марк стоял, чувствуя себя не совсем в своей тарелке, когда она присвоила ему титул, на который у него не было никаких прав. Похоже, она все никак не поймет, что психиатр и психолог — это не одно и то же, и что первое требует медицинской степени, которой у него не было.
— Джим Тейлор, инженер, — быстро говорила она. — Сэм Клейн, реклама. Лорна Ламбер, медиум. Рэм Рута продает антиквариат из Индии. А это… — она сделала многозначительную триумфальную паузу, — доктор Лафарж.
Марк невзлюбил его с первого взгляда — он слишком походил на Мефистофеля. Жидкие черные волосы, прилизанные к узкому черепу и нависающие над высоким лбом. Густые брови, слегка изогнутые вверх. Аккуратные усы и борода клинышком, смертельно-бледное лицо. Он — позер, угрюмо думал Марк, в его внешности больше искусственного, чем естественного.
— Доктор Конвей? — Его изящная рука оказалась неожиданно сильной при рукопожатии.
— Я не доктор. — Как обычно, когда Сандра его с кем-нибудь знакомила, Марк вынужден был объясняться. — Я обычный врач. У меня нет степени. Сандра всегда делает эту ошибку.
— Понятно. — У него были черные, глубоко посаженные глаза. — Обычная ошибка. Я-то сам доктор философии. — Его глаза сузились. — Мы ведь встречались раньше, мистер Конвей.
— Не припоминаю. — Марк напряг память. — Нет. Мне кажется, мы с вами не встречались.
— Уверяю вас, — настаивал Лафарж. — Возможно, вы обо мне все-таки вспомните, и очень скоро.
Группа образовалась вновь, кое-кто сидел, словно ученик, в ногах у Лафаржа, забыв о своих коктейлях за разговором, который вращался вокруг одной темы. Эту тему Марк нашел просто неприятной..
— Хотел бы я найти хоть одного человека, который извлек пользу из знаний в области таинственного, — сказал он. — Я не имею в виду тех, кто разбогател, потворствуя капризам любопытных. Относясь со всем должным уважением к подлинно мистическому, мне кажется, что они заплатили слишком высокую цену за спокойствие их разума.
— Какую, например? — поинтересовался Лафарж.
— Уход от реальности. Надо воспринимать мир таким, какой он есть. Бегство от него может иметь только один конец.
— По-вашему, стало быть, все мистики — сумасшедшие?
— Они —
— Может быть, вначале следует определить, что же такое «ненормальность»? — мягко вмешался Рэм Рута.
Лафарж заговорил прежде, чем Марк мог ответить.
— Есть много дверей, в которые можно войти в поисках знаний. Нелегко определить, за какой из них находится истина.
— И вы, разумеется, нашли правильную дверь?
Если Лафарж и уловил иронию, то никак этого не показал. Он улыбнулся, открывая слишком белые, слишком острые зубы.
— Думаю, что да, мистер Конвей.
— Черная магия, вероятно?
Снова улыбка, но без намека веселости в ней. Марк почувствовал, как Сандра предупреждающе сжала ему руку. Ему было неприятно, что этот самодовольный осел произвел такое впечатление на Сандру.
— Черная магия, мистер Конвей? Могу я спросить, что дало вам повод прийти к такому заключению?
На мгновение Марк испытал искушение сказать ему правду. Лафарж не первый среди тех, кто пытается получить могущество с помощью имитации. Легенда о Фаусте на многое может ответить. Слишком много слабаков после демонстрации внешней силы пытались подражать небезызвестному принцу Тьмы.
— Я встречался с теми, кто делал подобные утверждения, — сказал он осторожно. — Многие из них — мои пациенты.
— Понятно.
В смягченном освещении глаза Лафаржа, казалось, горели внутренним огнем.
— Скажите мне, мистер Конвей, — сказал он, — если бы к вам пришел пациент, пострадавший при проведении химических экспериментов, стали бы вы высмеивать химию?
— Конечно, нет. — Марк разгадал ловушку. — Аналогия не корректна.
— Разве? — Лафарж пожал плечами. — Многие с вами не согласятся. Но, к вашему сведению,
Вновь Марк обошел ловушку.
— Истина имеет много граней, — сказал он. — Несмотря на кажущиеся различия, они принадлежат целому. Утверждать, что существует только один путь к знанию, — явное заблуждение. Другими словами, неприкрытая ложь.
— Что есть истина? — поднял руки Рэм Рута. — Вещи, что мы видим, предметы, которые ощущаем, — это истина или иллюзия? Я могу закрыть глаза и они исчезнут. Можно ли говорить о них как о реальности?
— Если бы я взял нож и ударил бы им вас, думаю, ваши сомнения бы развеялись.
— Только потому, что мне еще нужно достичь уровня знаний, на котором я бы смог отрицать реальность вашего ножа.
Марк пожал плечами. Ему доводилось раньше участвовать в подобных спорах, и все они были похожи друг на друга. И всегда оставалось чувство бега по замкнутому кругу, когда кажется, что чем быстрее бежишь, тем медленнее движешься. Уже давно он пришел к выводу, что спорить против веры все равно, что спорить против натуры.
