Алихан был хмур, раздражался по пустякам. Он стал меньше заниматься делами, больше пить, при этом не пьянел, а как бы наливался тяжелой мрачностью и энергией, требующей выхода. А однажды Гоша заметил на стеклянной полочке в ванной следы белого порошка.
Кокс. Вот откуда раздражительность, перепады настроения.
Гоше это не понравилось. Сам он сторонился наркотиков. Иногда мог выкурить косячок, но не более того. Успел насмотреться, что делает с людьми эта зараза. И чем ярче, талантливее был человек, тем быстрее он переходил от травки к «колесам», а там уж недалеко до «марочек» с ЛСД и «герыча». Странной этой закономерности Гоша нашел объяснение. Это сколько же нужно работать музыканту, художнику или поэту, чтобы добиться признания – годы. А так получаешь все сразу, без всяких трудов – ощущение славы, уверенность в собственной гениальности. Правда, о твоей славе и гениальности знают очень немногие, чаще всего один ты и знаешь, но какая разница? Сознание свершенности уже само себе есть свершенность. Наркота делает реальностью будущее, и после этого к будущему уже не нужно стремиться. Зачем? Оно уже есть, сегодня, сейчас, с приходом от марочки или дозы.
Гоша не стал ничего говорить Алихану. Да и что он мог сказать? Не мальчик, должен знать что делает. А если не знает или не хочет знать, разговорами не поможешь. Гоша не понимал Алихана. Денег немеряно, здоровья и энергии хоть отбавляй. Чего еще надо? Если бы у него было столько денег, Гоша знал бы что делать. Ничего. Ездил бы по миру и болт на все забил. В душевном устройстве Алихана чувствовалась пустота в том месте, где расположены центры желаний не физических, а метафизических, связывающих человека с человечеством или даже с Богом, что, по мнению Гоши, было одно и то же. Немудрено, что он пытался заполнить эту пустоту Ларисой. Но не тот был человек Алихан, чтобы женщина заменила ему все. И Лариса была не та женщина.
Однажды он осторожно поинтересовался у нее:
– Ты не обратила внимание, что последнее время шеф какой-то не такой?
– Ты тоже обратил? – отозвалась она, закуривая косячок. – Будешь?
– Нет, спасибо. Может, тебе нужно быть с ним… как бы это сказать? Помягче, поласковее?
– О чем ты говоришь! Я с ним сплю. Что еще я могу для него сделать?
– Кокс. Это ты его к нему приучила?
– Иди ты к черту! – рассердилась Лариса. – Приучила! Что ты несешь? Как можно приучить к чему- нибудь человека, если он этого не хочет?
– А он захотел?
Она пожала плечами:
– Попробовал, понравилось… Господи, за что же мне это наказание? Все хотят от меня больше, чем у меня есть. И устраивают из этого трагедии! Нет у меня ничего. Что есть, то есть. Сплю, стараюсь. Мало?
– Может быть, им не хватает любви?
– Гоша, миленький, но мы-то с тобой знаем, что никакой любви нет! Это миф. Такой же, как демократия, свобода и права человека.
– Насчет демократии спорить не буду. А вот насчет любви… Не знаю, не знаю. Иногда мне кажется, что ты права. Но не хочется в это верить. Как-то неуютно жить без мифов.
– Зато спокойнее! – отрезала Лариса.
Неожиданно позвонил Сухов:
– Заскочи.
В доме на Неглинке царил полный развал. Во двор нагнали строительной техники. Милиция из подвала вытаскивала бомжей. Сухов ходил по окончательно разоренным комнатам, перебирал вещи, складывал в кучку то, что могло пригодиться. В квартире стояла холодрыга, как на улице.
– Батареи отключили, – объяснил Сухов. – Свет отключили. Воду еще не отключили. Так что если хочешь в сортир – это можно. А я валю. С концами.
– В Роттердам?
– В Штаты.
– А там что?
– Посмотрим. Найдется что-нибудь. Там меня знают. Я вот зачем тебе позвонил…
Сухов прошел в мастерскую, из прислоненных к стене картин выбрал небольшой холст, критически его оценил и протянул Гоше:
– Возьми.
Это был портрет Ларисы Ржевской – тот, незаконченный, Гоша видел его еще при первом появлении в доме. Он так и остался незаконченным. И снова, как и в прошлый раз, Гошу поразило исходящее от холста ощущение пустоты, безнадежности, скуки.
Он спросил:
– Зачем мне?
– Отдай хахалю Лариски.
– А ему зачем?
– Не знаю. Думаю, это поможет ему жить. А если не поможет, то ему ничего не поможет…
На другой день Гоша созвонился с Алиханом и вечером приехал к нему в Рузу. Весна была ветреная, дождливая, угрюмо шумели сосны. Обстановка, которую он застал, произвела на него тяжелое, даже болезненное впечатление. В гостиной сидел Алихан, один, и пил водку «Дорохово». В бутылке уже было на
