– Берите его в оборот, Мила, и пускай подписывает все. Все! Он сейчас как горячий пластилин. Отрывай и лепи, что хочешь. Главное потом, руки начисто вымыть.
– Он согласится? – холодно осведомилась Мила.
– А куда он денется? – злобно сказал полковник. – Он, такой крючок заглотил… до кишок. С требухой не соскочит. Мои ребята ему живо мозги вправят, если закочевряжится. Будет борзеть, позовете Журбу.
– Если он все подпишет, дальше что?
Украинский одарил ее долгим пронизывающим взглядом:
– У Бонасюка, Мила, нет никакого дальше, – сказал полковник таким голосом, что у Милы мурашки побежали между лопаток. – Кредит взял, и растренькал, черт знает куда, – продолжал Украинский, не сводя глаз с собеседницы, – неумелое, значит, хозяйствование. Это раз. В долгах, значит, как в шелках. Это два. Плюс в семье неизвестно, что творится. Жена исчезла. Бросила. А может, ее любовник похитил. Или убил. Этот самый Бандура. Угрозы, понимаешь, наезды. Депрессия, значит. Тупик. Вопросы к самому себе. Без ответов. Тут, знаете, кто угодно в петлю полезет. Или наоборот. Приревновал супругу, и в темя. Молотком для отбивных. Да подобных случаев море разливанное, Милочка. А тут любовник. Бандюга, клейма негде ставить… И нету Бонасюка.
В дверях кабинета появился Близнец:
– Сергей Михайлович. Задержанный на допрос просится.
– Подождет! – отрезал полковник. – Это Милочка, лейтенант Ещешин, – представил Близнеца Сергей Михайлович. – Вот, значит, Дима, будешь с Милой Сергеевной работать.
– Кто ж его надоумил к вам прибежать? – покачала головой Мила.
– Никто не надоумливал. Сам додумался. Со страху, видать, голову потерял. Прибежал. И влип, как очкарик. Крепко…
Что на самом деле натолкнуло Василия Васильевича на безумную мысль искать помощи у полковника Украинского, станет ясно несколько позже. Более опрометчивого шага, пожалуй, и коварный враг не посоветовал предпринять. Недаром старая как мир поговорка гласит: «Хуже, чем сам себе сделаешь, никто тебе не сделает». Но, что вышло, то вышло.
Как очевидно, помнит Читатель, измордованный Планшетовым Вась-Вась, кое-как дополз домой и упал в объятия кузена Ивана, как некогда падал в объятия Кристины. И выболтал Ивану Митрофановичу все, сгоряча даже сгустив краски. Хотя и без того картина вырисовывалась удручающая. Бессовестная и бессердечная жена мало того, что бросила и ушла к молодому, а еще и сживала несчастного Вась-Вася со свету.
– Ах, сука! – психанул Иван Митрофанович, и схватился за бутылку водки. – А ну, давай, кузен, выпьем.
Бывает, водка снимает стресс. Помогает расслабится и даже взять себя в руки, хотя не решает никаких проблем. Но, гораздо чаще происходит обратное. Депрессия только усугубляется, переходя в такую фазу, при которой пол шага до чего угодно. И, наконец, ВОДКА – ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СКВЕРНЫЙ СОВЕТЧИК.
– Ах, дрянь, дрянь, дрянь! – бичевал непутевую кузину кавторанг. – Ты ж ее из дремучего села вытянул. Из вонючей общаги забрал.
– Все так, поистине, – шмыгал носом Василий Васильевич, икая от первого обжигающего залпа. – Только кто это сейчас помнит?!
– Эх, мать честная! – Растопиро наполнил фужеры. – Забыла, видать, паскудница, как в клоповнике ютилась. Как в выгребную яму гадила. Городская стала! Борзая! На понтах!
– Ох, по честному, и не говори, – Вась-Вась расплакался. После второго опрокинутого стакана голова пошла кругом. Физическая боль притупилась, а душевная, наоборот, полыхнула. Себя стало гораздо жальче, чем на трезвую голову. Слезы полились ручьем:
– Ой, поистине, по-настоящему. Мама покойная не видит, как мучаюсь.
– Даже не думай ей спускать! – предупредил Иван Митрофанович. – Я по глазам твоим вижу, что ты от борьбы отказался.
– Ну, а что, поистине, остается?
– Зубы ей повыбивать, блядюге. Вот что!
Васю передернуло. Ударить Кристину?! Не было на земле столько мухоморного сока! Да в страшном сне он такого представить себе не мог!
– А этого гада, как его?… Сопляка, короче, который ее пользует, мордой по асфальту размазать! Возить, понимаешь, сволочь бандитскую, туда-сюда, пока одни уши в руках не останутся! Где он живет?! Где он живет, Вася?! – Иван Митрофанович так распалился собственными воплями и спиртным, что и вправду был готов немедленно выехать по указанному Бонасюком адресу.
– Что ты, по честному?! – взмолился Вась-Вась. – Там же натуральная кодла сидит. Ты что думаешь – один он?! Они по одному не ходят! Только косяками, поистине. И в джипах. Все при пушках. Да они нас в два, поистине, счета на ремешки порежут!
– Это ты брось! – отмахнулся кузен. – У страха глаза велики. – Но, все же, немного сбавил обороты. – Что ты заладил, пушки, кодла?! Ничего они нам не сделают. Не посмеют! И нечего их бояться, ублюдков отмороженных. На ногах из города вынесем! Я на флоте и не таких повидал. И ничего. Хлоркой и мордобоем…
– Убьют они нас, Ваня! – голос Бонасюка зазвенел. – Убьют, поистине, и в асфальт закатают.
Вопреки утверждениям кузена кавторанг Растопиро продолжал грозить злодеям быстрым судом и скорой расправой. Благо, злодеи были далеко и отставного военврача не слышали.
