– Выходит, до свадьбы заживет? – Атасов многозначительно посмотрел на Кристину.
– Ну, если не завтра под венец. – Доктор позволил себе улыбку. – Когда за ним закрылась дверь, Атасов щелкнул пальцами.
– Вот что, Эдик… Дуй в гастроном, типа. Прихватишь бутылку кагора и пару флаконов водки.
– За-зачем?
– Кагор, типа, кроветворное. Нам, как донорам, выдавали. Точнее, обещали, что выдадут.
– Выдали?
– Черта с два.
– А водка зачем?
– Нам, типа, с тобой.
Кристина улеглась рядышком с Андреем. Молодой человек задремал, согретый теплом женского тела. Она перебирала его сбившиеся сосульками волосы, думая о своем.
– Мама, – пролепетал Андрей, прижимаясь к ней. Его, очевидно, снова знобило. – Мамочка…
В горле Кристины родился всхлип.
Тем временем из кухни, пока приглушенно, но лиха беда начало, доносились голоса Армейца и Атасова. Видимо водка, доставленная первым по распоряжению второго, решительно переливалась из одних емкостей в другие.
Бережно укутав Андрея в одеяла, Кристина прихрамывая (ноги безжалостно затекли), вышла на эти голоса.
– Ребята, давайте я закусить приготовлю… – она щурилась на ярком свету.
– Спасибо. – Атасов сразу засобирался. – Мы с Армейцем лучше пойдем. И так, типа, засиделись. Подозреваю, что проснувшись, парень обрадуется тебе куда больше, чем нашим испитым рожам. – Что скажешь?
Под его пристальным взглядом Кристина поняла, что в ее жизни наступает перелом. Что вопрос состоит вовсе не в том, чтобы провести с раненым ночь. Дело не в распределении смен между сиделками, а настал момент выбора, с которым она так долго тянула. И что пора, наконец, определяться.
– Да, конечно. Я останусь. – Твердо сказала она.
Атасов удовлетворенно кивнул.
– Давно бы так. Подъем, Эдик. Труба, типа, зовет. – Он подхватил захмелевшего Армейца под локоть, и, вскоре приятели нетвердой походкой брели через двор к трамваю. Армеец попытался запеть. Атасов посоветовал ему заткнуться.
Когда их шаги затихли, Кристина взялась за телефон. Оставалось объясниться с супругом, и она, впервые в жизни, робела от этой перспективы. Кристина тысячу раз лгала Вась-Васю, обманывая его самым бессовестным образом, по поводу и без оного, когда и как заблагорассудится.
«Но не сегодня. Сегодня ты обойдешься без вранья».
«Да. Сегодня я обойдусь без вранья».
– Алле?… – так жалобно спросил Вася, будто каким-то образом уже все знал.
– Васенька… – выдавила Кристина после мучительной паузы. Ее решимость как ветром сдуло.
– Кристя?…
Кристина подбирала слова, но, то ли источник вдохновения иссяк, то ли искала она не там, где надо, а только ничего путного не вышло. А еще говорят, что языком трепаться, это вам не мешки ворочать.
– Васенька… Я сегодня переночую… – она замешкалась, – у подруги… видишь ли… она приболела… так что… –
Путанные объяснения жены не обманули Василия Васильевича. Он сразу обо всем догадался. А догадавшись, вопреки долгой супружеской практике, не стал молчать, а сказал правду, сделав за Кристину самую тяжелую работу.
– Ты остаешься у него?
– Да, – выдохнула она, осознав, что не задай Вася этого вопроса в лоб, ей бы, наверное, не хватило мужества. – Андрея тяжело ранили… и… и я не могу… не могу его бросить. В таком состоянии.
Значит, ты от меня уходишь? – голос Вась-Вася казался таким упавшим, словно шел со дна Марианского желоба.[10]
Вопрос был поставлен ребром, подразумевая прямой ответ. Но, сказать «Да» просто не поворачивался язык. Такого их отношения еще не знали, и оба чувствовали себя пионерами. Обмана бывало сколько угодно, но чтобы навсегда расстаться…
– Поистине, уходишь?…
Женское сердце дрогнуло, и она промямлила жалким тоном:
– В холодильнике синяя кастрюлька стоит. С рассольником. Ты разогрей на ужин. А завтра я тебе позвоню.
– Спасибо тебе, – пролепетал Василий Васильевич, и положил трубку на рычаг.
Кристина прожила у Андрея неделю, названивая мужу едва ли не каждый Божий день. Сначала украдкой, а потом уже не таясь. Услыхав содержание разговоров, Андрей решил, что на ссору с
