– За такую телку и полтораста бачков не жалко, – засмеялся Рустам, и мужчины дружно поднялись из-за стола. Ирка даже испытала облегчение, она побаивалась, что вдруг не понравится, они передумают, и заберут деньги. Опасения оказались напрасными. Ее фигуру можно было назвать полноватой, впрочем, полнота и белая кожа только добавляли ей привлекательности в их глазах. Это она поняла по зрачкам, а потом и не только по ним, когда азиаты сбросили одежду.
– Ты не бойся, – усмехнулся Рустам, поглаживая ее полный живот. – Делай, что говорят, и тебе будет хорошо. Даже еще денег получишь. Верно я говорю?
– Такой женщине ничего не жалко. – Согласился белозубый. Ирина решила последовать этому совету, и расслабиться. Теперь Ирина уже не стыдилась того, что делает. Какое-то время она еще стыдилась того, что ей нравится, как это делают с ней, а потом перестала думать, отдавшись во власть смуглых, как шоколад мужчин и своей страсти, немного похожей на безумие.
Ладони, холодные в сравнении с ее кожей, принялись ласкать тело, как будто имели на это право. Что- то еще пробовало пробиться в голову, какое-то соображение на счет детей, которые вполне могут проснуться, и услышать, как их мамку раскладывают, словно последнюю шлюху. Ирка отмахнувшись, закрыла уши.
Когда, наконец, наступило пресыщение, за убогим окном начало светать. Азиаты оставили ее в покое и она легла (а, скорее, упала) навзничь, переводя дух, и не в состоянии даже подняться. Тело было липким от пота и спермы, которая теперь напоминала клейстер вроде того, что покойная бабушка умела варить из муки. Рустам добавил вторую сотку, ее никто не собирался обманывать.
– Заработала честно, слушай.
– Давай, приходи завтра еще.
– Хорошо, – прошептала Ирина, не особенно уверенная, что доползет до дому.
– И девку свою приведи.
– Девку? Какую девку? – как она не измоталась, а сразу подобралась, сжавшись, будто пружина.
– Дочку свою. Приведешь, ладно?
– Дочку? – она опешила, хоть и следовало ожидать чего-то подобного. – Дочку?
– Ага. Ты что, плохо слышишь? Рустам, ты ее зачем за уши тягал?
– Это не я, это Бакир.
– Она же маленькая совсем. – Может, не стоило оправдываться, но, когда вас не имели разве что в ухо, сложно корчить разгневанную герцогиню.
– Еще девочка?
Ирина еле заметно кивнула.
– Целка? Это хорошо. Давай, завтра приводи. Мы вдвое заплатим.
Неожиданно Ирка начала задыхаться, хватая воздух ртом, как выброшенная на песок рыба. Она схватилась за горло, но, видимо, ком сидел глубоко. Так, что не выковыряешь, как не пытайся. Тогда она попыталась встать, мир покачнулся, и она обнаружила, что сидит в постели, дрожа и обливаясь холодным потом. С комода доносится тиканье старых часов, с боем, а за тщедушной стеной снова надсадно кашляет Игорешка.
– О, Господи! – Ира закрыла лицо руками.
– Мама?! – сказал перепуганный детский голос, и Ирина вскрикнула от неожиданности. Она не очень-то успокоилась, даже когда узнала дочь.
– Что ты тут делаешь?!
– Прости меня, мамочка! Но, ты так кричала. Снова та кричала, во сне…
Ирина, со слезами на глазах, распахнула объятия, и Ксюша прильнула к ней всем телом.
– Дитя мое дорогое…
– Прости меня, мамочка…
– Это ты меня прости.
ТАЙНА СТАРОГО КЛАДБИЩА
– Напрасно вы его рассердили, – выдавил пацан побелевшими губами. – Ой, зря! Не надо было за ним гоняться. А тем более, капканы ставить. Он же вас не трогал. А теперь запросто может. – Они сидели в хозяйской кухне. Пацан на грубо сколоченной лавке, земы верхом на табуретах.
– Что значит, может, шкет?!
– Мамка нам с Ксюшей строго-настрого приказала: вы его не троньте. И он вас тогда, тоже…
Протасов и Волына переглянулись.
– Он вещи только один раз разбрасывал. Перед тем, как тетя Жанна пропала… – пацан будто бредил наяву. – По крыше ночью ходил. Под окнами топал… Я слышал… А один раз, даже заговорил с нами.
– Как это? – спросил Протасов, потея в скверно протопленной хате.
– Мы с Ксюшей дома сидели. В тот месяц, что Жанна пропала. Мамка в город уехала. К тете Гале. И вот, только солнце село… Сидим. Тут голос мамкин из-за двери: «Дети, откройте мне».
