Расплата. Цена дружбы

– Четверо… очень хорошо. Значит, прикинем состав банды. Валерий Протасов, лже-Любчик, и еще двое… – и тут полковника осенило. – «Андрей Бандура и, этот второй, Планшетов, кажется». – Украинский перелистал блокнот, сверившись с записями, – так и есть, Планшетов Юрий Юрьевич. «Ну, молодец, Юра, порадовал тезку папочку». – Хм. – «Вопрос в том, кто, спрашивается, дожидался компанию в джипе? НеБонасюк же, в самом деле?» — Ха, да проклятый заика, кто же еще?! – Пока Украинский размышлял, подчиненные помалкивали в трубочку. – Вот что, хлопцы, – наконец решил Украинский, – шуруйте обратно на кладбище, и метр за метром, каждую оградку… каждый крест…

– Там что-то вроде заброшенной часовни, товарищ полковник.

– Вот с нее и начните.

* * *

Отправив подчиненных на погост, полковник немедля связался с майором Торбой:

– Володя? Записывай ориентировку на особо опасную банду. Так, по порядку: Протасов Валерий Викторович, Дубинский Эдуард Михайлович, Бандура Андрей Александрович, Планшетов… Ты пишешь, или нет?

– Пишу, Сергей Михайлович.

Далее Украинский рассказал о найденном в поле пистолете Следователя. – Есть все основания предполагать, что именно эти люди причастны к убийству наших сотрудников. Они вооружены и ни перед чем, б-дь, не останавливаются.

Покончив с Торбой, Сергей Михайлович вернулся к задержанной.

– Ну, что у тебя? – спросил он, заходя в комнату.

– Рыдает. – Доложили полковнику. – Заладила одно и тоже: «Я не хотела, я не виновата», и еще про сирот всякий бред несет.

– Про тех девочек? – Украинского слегка передернуло.

– Да нет, Сергей Михайлович. Мы тут паспорт в доме нашли. Ревень Ирина Владимировна, – паспорт перекочевал в руки Украинского, – по-моему, похожа, товарищ полковник.

Украинский склонялся к тому же, хоть заплаканное и искаженное лицо было довольно-таки сложно сопоставить с фотографией. Сергей Михайлович приглядывался и так, и сяк, когда в комнату ввалился один из отправившихся на погост оперативников. Еще до того, как молодой человек открыл рот, стало очевидно, что он вернулся не с пустыми руками.

– Сергей Михайлович. Мы, кажется, нашли Журавлеву. Тело между могилами валялось. Похоже на то, что его куда-то волочили…

Куда именно, стало ясно через минуту. Оперативники обыскали заброшенную часовню, обнаружив еще два трупа. На этот раз мужских. Один по описанию напоминал Бонасюка, но, Сергей Михайлович не смел даже надеяться. Прихрамывая на пострадавшую ногу, Украинский лично поспешил в часовню.

* * *

– Бонасюк! – выдохнул Украинский, ликуя, и здорово надеясь, что это ликование не заметят подчиненные. В сплошной черной полосе, по которой он двигался уже несколько суток, наконец-то наметилась «зебра». Сергей Михайлович обтер пот. – «Никогда не думал, что доведется с таким вот наслаждением взирать на труп».

– Что же они с ним сделали? – Бонасюка было не узнать. Складывалось впечатление, что покойного банщика сбросили с балкона, и он пролетел этажей двенадцать, прежде чем встретился с асфальтом.

– Бандиты избавляются от соучастников, – сказал Украинский, и, наконец, отвернулся. – «Ну, что же, концы в воду».

* * *

На обратном пути с ним опять связался Торба:

– Что у вас новенького, Сергей Михайлович?

– Тут полый пипец, Володя, – сказал Украинский, угощаясь протянутой капитаном сигаретой. Свои закончились еще вечером. – Тут, часовня, неподалеку от дома. Так вот она, понимаешь, б-дь, забита трупами. Этот Протасов, сволочь, жмуров кладет, как косой машет… давно ничего подобного не видел.

– Местную милицию в известность поставили?

– Пока что нет. Что у тебя?

– Боюсь, у меня скверные новости, Сергей Михайлович…

– Какие именно? – напрягся Украинский. Эйфория, возникшая после того, как они обнаружили тело гражданина Бонасюка, весьма кстати (по мысли Сергея Михайловича) перекочевавшего из мира живых в загробный, еще держала полковника в объятиях, напоминающих легкое опьянение. – Что у тебя стряслось?

– Я ребят на квартиру к Миле Сергеевне отправил, как вы приказали, – доложил майор, – чтобы Антона сменить.

– Ну, и?! Не тяни, Володя, твою мать!

– Только что со мной связались. Они, короче, подъехали, смотрят, все тихо. Свет в квартире не горит, видать, спит женщина. А Антона нигде нет. Тогда они поднялись, прямо к двери… ну, убедиться…

– Дальше давай!

– Короче, Сергей Михайлович, тут такое дело. Дверь открыта. Видать, кувалдой сердечник замка вынесли. Ну, вы знаете, как это делается. Вот. В квартире кавардак. Мебель перевернута. Вещи повсюду разбросаны. Из шкафов… А самой Милы – нигде нет.

Госпожа Кларчук замыкала цепочку свидетелей, причастных к афере с кредитом, так что Сергей Михайлович не сумел решить с ходу, огорчаться по поводу ее исчезновения, или нет. А, если и огорчаться, то до какой, понимаешь, степени. Или, может, пускай Поришайло огорчается, со своей операцией по ликвидации Бонифацкого, принимать участие в которой Украинскому хотелось примерно также, как собаке гулять на поводке. Пока он размышлял, Торба продолжал говорить, потому что это было еще не все: