– О Соне?! Что ж ты молчишь?!
– А ты погоди радоваться.
– Не понял? – осекся Шаров. – Жива?
– Жива-то жива, Гриша. Но… – и комдив выложил историю ее падения и последовавшей затем расплаты.
– Как, пособница?!
– А вот так, Гриша. – Комдив выудил из-под стола графин, наполнил граненые стаканы до краев. – На- ка, выпей.
Шаров проглотил водку, показавшуюся сгоряча водой.
– Тут такое дело, – подался вперед комдив. – Информация из особого отдела армии пришла. Свояк там сидит. Мы с ним так определились, чтоб эту беду в папку, и под сукно. Понял меня?
Шаров опустил глаза.
– Ты, вроде, с женщиной проживаешь?
Шаров густо покраснел.
– Ну так и женись, понял? Военврач. Награды правительственные. – Генерал хлопнул Шарова по плечу. – Женись, давай, и точка. А то развел в полку, черт знает что…
– А о дочке моей есть у твоего особиста сведения? – спросил Шаров хрипло. В горле пересохло. Генерал смерил его взглядом.
– Давай еще выпьем.
– Это не ответ, Ваня.
– Не ответ, – согласился генерал, и потер загривок. – Жива твоя Нинка. Но, я б тебе не советовал…
– Где она? – перебил Шаров.
– В детском доме, где еще… – генерал протянул сложенный пополам лист бумаги. – Вот адрес. Заранее выписал. А насчет женитьбы – я серьезно.
– Я, вроде, женат, – проговорил Шаров мрачно.
– Была война, – делая ударение на каждом слове, проговорил комдив. – Понял, да? Люди погибали. Пропадали без вести, без счета. Ты понял меня?!
Шаров сунул бумажку с адресом в карман. Генерал, проследив за его движениями, вздохнул понимающе и невесело.
– Тут из Академии разнарядка пришла. Два места на дивизию. Сам понимаешь, самых из самых, приказано… Я сразу тебя наметил. Так что, ты взвесь хорошенько. На трезвую голову. А то ведь как получается, можно одну запись в личное дело сделать, а можно другую. Тебе выбирать…
В середине лета Григорий и Вика расписались. Новоиспеченная супруга предпочла оставить девичью фамилию. Шаров возражать не стал. Свадьбу отметили по-домашнему, в узком кругу. Приглашенный в качестве почетного гостя комдив порадовал молодых «царским» подарком:
– Сдавай, Григорий, полк. В Москву поедешь. В Академию. Вот как.
Перед самым отъездом Шаров выхлопотал командировку в Киев. Так, по крайней мере, гласила надпись в проездных документах. Вика хотела составить ему компанию, но полковник решительно отказал, вследствие чего они потом долго не разговаривали. Чем занимался в Киеве Шаров, не задержавшись в штабе округа и получаса, в точности неизвестно. Вернувшись в Черновцы мрачнее тучи, он без проблем сдал полк, распрощался с сослуживцами и отбыл с супругой в Москву. Учиться в академии имени Фрунзе.
Викин животик, заметно округлившийся, выпирал из-под летнего платья. Вика была довольна, в Москве у нее было полно подруг среди медиков. Да и вообще, в столице рожать спокойнее. Шаров держался подчеркнуто ласково, хоть и ходил, как в воду опущенный. Вика его не донимала. Вика прикидывалась слепой.
В сорок седьмом Нина Шарова пошла в первый класс. Григорий как раз готовился к выпускным экзаменам. Академический курс он проходил ускоренно, и, вышло так, что первые Нинкины уроки совпали с его экзаменами. По времени, но не по месту. Жили они все равно, что в разных измерениях, будто в двух противоположных уголках вселенной, разделенных миллиардами парсеков. И не могли пересечься.
Окончив Академию, Шаров привинтил на мундир белый академический ромб со звездой и отправился служить в Белоруссию, в штаб Западного военного округа. Выхлопотал квартиру в центре Минска и зажил более или менее сносно, в относительном достатке и комфорте, какие большинству граждан страны- победительницы и во сне не могли присниться. Не самый маленький служебный оклад и внушающий уважение продпаек оградили его семью от разразившегося вскоре голода. Люди снова умирали прямо на улицах, как было некогда в коллективизацию. Но, Шаровы жили на острове посреди океана слез. А по берегу шел забор.
Служба потекла размеренно, без былых довоенных авралов, замешанных на милитаристских психозах ala: Окропим весь мир красненьким. Шаров ходил в штаб и обратно, Вика с удовольствием осваивала профессию домохозяйки. Кто сказал, что она этого не заслужила? Излишки провианта выменивались Викой на одежду у, говоря по-советски, субъектов «черного» рынка. Когда в желудке переваривается мясо, можно подумать о моде. Модные устремления госпожи Семеновской причудливо уживались с натуральным обменом, свойственным шалашам неандертальцев. Вику это не смущало, а новые кофточки, пальтишки и сапожки не наводили на мысли о беде, постигшей миллионы соотечественников. В самые критические периоды Шаров отослал пару переводов в Киев, и это было все, на что он сподобился. Внутренний цензор, который, как правило, привередливей внешнего, не дремал.
