– Нет, дебил! – крикнул Рыжий. Судя по звуку, автобус был как раз над ними, невидимый за зарослями шиповника у обочины.
Поскольку не было никакой гарантии, что Ногай послушается приказа, Андрей метнулся в сторону, и понесся среди валунов, постоянно петляя и пригибаясь на ходу. Он был на середине котловины, когда Рыжий и Ногай достигли дна. Пока никто не стрелял, видимо, автобус еще был неподалеку.
Оставаясь неуязвимым и очень радуясь этому обстоятельству, Андрей вскоре был у противоположного склона выбоины, одновременно являвшегося южным отрогом той самой, напоминающей коготь скалы, что заинтересовала его десять минут назад. В запале он принялся карабкаться наверх, но, не тут-то было. Оставленные ручьями промоины, издали казавшиеся морщинами на лице великана, на поверку оказались почти непролазными, заваленными камнями ложбинами. Руслами высохших рек, к тому же, поставленными на попа. Некоторые валуны держались на честном слове, каждое движение рисковало обернуться обвалом.
Андрей пополз, словно паук, сопя от натуги и цепляясь за что попало. Восхождение обещало обернуться фиаско. Через пять минут он уже задыхался и кряхтел, продвинувшись на жалкие метры. Этого времени с лихвой хватило преследователям, чтобы свести на нет заработанную Андреем фору. Рыжий и Ногай одновременно вскинули пистолеты и открыли ураганный огонь. Правда, стрелять довелось, высоко задрав руки. Зато мишень была как на ладони. Пули щелкали в опасной близости от Андрея. Горное эхо подхватило гром выстрелов, повторяя десятки раз на все лады, отчего вполне можно было представить себя на стрельбах армейской роты.
– А город подумал, ученья идут! – закричал Андрей, и, яростно работая ногами, столкнул вниз камень величиной с кухонный телевизор. Валун, набирая скорость, с глухим стуком покатился с горы. Через десять- пятнадцать метров он уже летел в вихре разнокалиберных камней. Андрею показалось, что он обвалил пол горы. Рыжий и Ногай с проклятиями кинулись в разные стороны. Использовав хаотическое отступление противника, Андрей, вместо того, чтобы продолжать взбираться по почти отвесному склону, рванул вниз, держа под углом к проложенному при восхождении маршруту. Когда осела пыль от вызванного им камнепада, он снова бежал через котловину, рассчитывая вернуться к машине раньше «милиционеров». Рыжий с Ногаем, паля на ходу, бежали параллельным курсом чуть левее.
– Отсекай его! – вопил Рыжий. – Отсекай от тачки!
Скоро стало очевидно, что из затеи захватить машину ничего не получится. Тогда Андрей на бегу переменил план. Взял правее и выскочил на асфальт в сотне метров от «БМВ». Дорога была пустынной. Он не увидел ни домов, ни людей. Только проволочный забор, вьющийся по гребню близлежащего холма и многоэтажная башня какого-то недостроенного пансионата свидетельствовали о присутствии цивилизации. Башня располагалась гораздо ниже дороги, возможно, стояла на берегу, отчего были видны только верхние этажи. Десяток этажей, как минимум. Не застекленные окна позволяли просматривать здание насквозь, отчего оно казалось то ли скелетом титанического животного, то ли остовом потерпевшего крушение инопланетного звездолета. В любом случае, мертвый железобетонный колосс диссонировал с живописными окрестностями.
Не долго думая, Андрей перебежал дорогу и устремился к недостроенному пансионату через луг, поросший жесткой, неприхотливой местной травой.
– Фоходи, – застонал Любчик, – ради Фога! – Он с трудом переводил дыхание. – Фольше не моху.
Мила Сергеевна, вымотавшаяся ничуть не меньше его, замедлила шаг. Если выражение «замедлить шаг» подходило в данном случае. Скорее, они ползли, как мухи. Точнее, Мила волокла на спине лейтенанта, который с трудом переставлял ноги. Любчик висел на ней, как неправдоподобно большой рюкзак.
– Не моху, – хрипя, повторил Любчик. – Фше.
– Потерпи, милый…
В глазах ползали сине-черные кляксы переутомления, пульс ухал под черепом, как прибой при хорошем шторме. Только гораздо чаще. Мила скрипела зубами, но не сдавалась, как настоящая медсестра из-под Сталинграда.
– Держись, Гришенька. Мы с тобой и трех километров не прошли.
На самом деле, они продвинулись на гораздо меньшее расстояние, может, километра на два, в лучшем случае. Но и эта, в сущности, пустяковая дистанция казалась Миле марафонским забегом. Потому что ни один метр не дался ей просто так.
– Фодожди, водная. Я ноф не чуфстфую.
– Я чувствую, что ты не чувствуешь! – выдохнула она. Любчик весил, как хороший супертяж, и ее подошвы 35-го размера проваливались в гальку по щиколотки, словно та была зыбучим песком.
– Тай мне лечь, – попросил Любчик.
– Послушай, – отдуваясь, сказала Мила, – если ты уляжешься, я тебя больше не подниму.
– Фот и ховошо, – парировал Любчик. – Оштафь феня. Фрось. Фышишь?
– Нет уж! – огрызнулась Мила. – Раньше бросать надо было. Еще там, в домике. Так что, заткнись, ладно?! У меня и без твоей болтовни в ушах звенит.
– Ишфини, – прошептал Любчик, роняя голову на грудь. Всхлипнул, как ребенок, и потерял сознание. Мила как раз переставляла ногу, когда он совсем прекратил борьбу. Мышцы не выдержали резко увеличившейся нагрузки, секунду она еще балансировала, надеясь устоять, а потом растянулась на гальке, сильно ударившись лбом. Любчик повалился сверху, оглушив ее, как рыбу динамит. Вспышка боли ослепила Милу перед тем, как земля разверзлась, и ей показалось, что она куда-то проваливается. Потом мир исчез, и она пропала вместе с миром.
– Ой, доню! – очень знакомый голос, некогда такой родной, а теперь затерявшийся среди самых далеких закоулков подсознания, похоже, звучал в ушах. – Что ж ты такую тяжесть на себя взвалила? Хочешь спину надорвать?
– Бабушка? – Мила открыла глаза, чтобы снизу вверх посмотреть на сухонькую, будто тарань старушку, одетую опрятно, но бедно. – Бабушка?
Старушка опустила тяжелые металлические лейки и ласково погладила Милу по голове.
– Помощница бабушкина, – сказала старушка. – Поставь на землю. На вот, лучше, веник, могилки промети. А я пока «незабудки» полью.
