чего-то ждала, чуть вытянув руку с пучком ржаных колосьев.
– Ярилу ждет, – проговорил Истома опадающим голосом. – Неужто найдется такой смелый?
И нашелся смелый, разорвал девичью цепочку. Кто-то, стройный и щеголеватый, вошел в хоровод. Травой-муравой переливался на солнце зеленый бархатный кафтан с перехватом в талии, с высоким стоячим квадратным воротником, шитым золотом и жемчугом.
– Остафий, собака! – прошептал отчаянно Истома. – Шагу не дает Анфисе ступить, хоть и нареченная старицей она. Ему, псу, ништо не свято!
Стрелецкий голова снял голубую атласную шапку и низко поклонился девушке. Затем молодецки избоченился, выставив ногу в желтом сафьяновом сапоге. На красивом нежно-румяном лице его играла самоуверенпая улыбка. Он ждал, что Анфиса передаст ему пук ржи, и этим признает его на сегодня Ярилой. Но девушка и не взглянула на Сабура. Она повела взором по лицам обступивших хоровод парней и вдруг улыбнулась радостно.
– Истомушка, иди сюда, милый! – призывно крикнула она. – А я-то тебя жду, я-то тебя ищу!
Истома вздрогнул и попятился в толпу парней.
– Иди же, Ярило! – сказал весело капитан и вытолкнул юношу из рядов.
Истома несмело вошел в охотно расступившийся хоровод и, сняв белый шляпок, поклонился низко Анфисе. Зеленый бархатный рукав стрелецкого кафтана коснулся белого холщового рукава – так близко стояли они друг к другу. На поляне сделалось тихо. Слышен стал скрип уключин и плеск весел на Светлояре.
Поддельный изумруд в серьге Остафия вздрогнул.
– Изыдь, щеня! – тихо, с угрозой сказал он, косясь на Истому.
– Тебе придется уйти, голова! – Васильковые глаза юноши то разгорались, то потухали. – Меня позвала Анфиса, не тебя.
Голова положил руку на рукоять пистоли, засунутой за кушак.
– Ну? – бешено выдохнул он.
Истома не двинулся и улыбался. А в толпе парней закричали:
– В толчки Остафия! И на Ярилином поле в хозяева лезут!..
– По шее накладем, гнида детинская!
– Остафий, изыдь ты! Не желает тебя Ярилино поле, – тихо, но твердо проговорила Анфиса.
Сабур натужливо повел вбок головой, будто его душил ворот рубахи, и, круто повернувшись, пошел из хоровода. В тишине зловеще позванивали его серебряные шпоры.
Теперь в хороводе стояли рядом только Истома и Анфиса, оба снежно-белые, чистые, ясные. Виктор опустил голову, почувствовав ревнивый укол в сердце. Потом услышал голос Анфисы:
– Не хочу более в хороводе. Пошли, девушки, на качели.
3
Качели стояли на обрыве, стеной падавшем к озеру, на самом краю крепко утолоченной площадки. Толстая двухметровая плаха, висевшая на канатах, вырывалась за край площадки и томительное мгновение висела над озером. Качались парами; раскачивал парень. Повиснув на веревке, приседая, он что было силы нажимал на плаху. Девушка, очумело визжа, уносилась вверх. Сарафан ее гудел, как парус в бурю, ленты косы щелкали и оплетали канаты. Обратно она летела чуть живая, задыхаясь от ветра, развевая павлиний хвост сарафана.
Около качелей было тесно. Площадка едва вмещала собравшихся на забаву. Косаговский подумал, что здесь ему не найти Анфису, и неожиданно увидел ее. Она стояла, прислонясь к столбу качелей, и весело чему-то смеялась. Горло ее взрагивало от смеха.
«Как у птицы поющей, – подумал Виктор. – Господи, как люблю!»
Его удивила и напугала эта неожиданная, подсказанная сердцем мысль. «Неужели люблю?.. Не надо этого, не надо!..»
Размах качелей уменьшался, и вскоре плаха остановилась. Сменялись качающиеся пары. На доску поднялась Анфиса. Держась одной рукой за канат, она ждала партнера. Из толпы вырвался Истома и подбежал к доске.
– Не надо, Истомушка, – ласково и печально сказала Анфиса. – Не серчай, милый, не надо. Сам все знаешь…
Истома побледнел и нетвердо, как слепой, отошел от качелей.
– Ты, молодец, не покачаешь меня? – улыбнулась Анфиса черноволосому крепкому парню.
– Я могу! – весело ответил парень, прыгнув на доску. – Держись, государыня Анфиса, вознесу тя живой на небо!
Качели скрипнули, сделав неполный размах. Парень нажал еще и еще – доска качнулась шире и вдруг рванулась с обрыва к озеру, будто силясь сорваться с канатов и впрямь улететь на небо. Одно мгновение доска дыбом стояла в воздухе. Анфиса, упершись пятками в доску, висела на руках. Доска сначала нехотя. затем все быстрее и быстрее пошла книзу и снова взмыла вверх, но уже над площадкой. Виктор на миг увидел высоко над собой лицо Анфисы, и доска снова унесла ее.
«Это стоит хорошего пике», – подумал он. Женский перепуганный визг расколол вдруг веселый говор толпы. Кричали в задних рядах. Виктор обернулся, но увидел только испуганные лица, поднятые кверху. Он тоже посмотрел вверх, на летающую доску.
Анфиса не стояла на доске – она висела, судорожно вцепившись обеими руками в правый канат. Но долго ли выдержат ее слабые руки? Разогнутся онемевшие пальцы – и ее сбросит в озеро со стометровой
