Особенно горячился Митьша.
– Что там такое? – не понял мичман.
– Судья говорит, что Юрята был в положении вне игры, когда пробил по воротам детинских. Лжет судья. Митьша передал Юряте мяч назад. Я видел ясно.
А поле, уже выло, ревело, стонало:
– Судью на мы-ы-ыло!..
Стоявшие впереди закрыли от мичмана поле, а когда они расступились, Птуха увидел, что Митьша стоит на коленях, запрокинув голову, и старается унять кровь, лившуюся из носа.
– Судья его кулаком в лицо! Сбил мальчонку с ног, окаянный! – завопили в толпе.
Сразу наступила тишина на поле, переполненном 'народом, и стало слышно, как канючит чайка над озером. И так же в тишине, молча, люди бросились на поле. Мичман побежал вместе со всеми. Еще на бегу он увидел, как посадский, схватив судью за бороду, задрал ему голову и заревел:
– На небо погляди! Нас не стыдишься, бога постыдись!
К ним бежал, трепыхая полами кафтана и волоча по земле бердыш, спешившийся стрелец. Он кричал посадскому:
– Брось! Слышь, говорю! Ухайдакаю лешего! Стрельца схватил за ворот сыромятник и рванул назад.
– Сунься только, одним мертвым больше будет! Конные стрельцы, тоже выскочившие на поле, хлестали народ плетками, кричали грозно:
– Куды?.. Назад!.. Стой, говорю!..
Юрятка, увернувшийся от плетки, зло ощерившись, запустил мячом в стрельца и сбил с него шапку. Стрелец, вздернув коня на дыбы, выхватил из-за пояса пистоль и прицепился в мальчонку. Юрята, изогнувшись, проскочил под конским брюхом и юркнул в толпу. Стрелец со зла выстрелил в мяч. Мяч зашипел и испустил дух.
Тогда раздался первый яростный крик:
– Бей стрельцов, кто в бога верует!..
Мичман поглядел на Детинец. На стенах было пусто. Как ветром сдуло и цветные кафтаны, и яркие платья, и зонтики. К воротам крепости бежали мальчишки – игроки детинской команды. Их никто не преследовал.
А на футбольном поле шла расправа с судьей-подглядчиком. Выломив руки в локтях, его тыкали лицом в землю:
– Суди по-божьи, собака!..
– И не подглядывай!..
– Не доноси посаднику, сучье вымя!
Судья, выплевывая пыль, забившуюся в рот, выл по-звериному.
Конные стрельцы, возвышавшиеся над толпой, сбились в кучу, не решаясь кинуться на посадских. Дело-то пошло не на шутку! Затрещали плетни – из них выламывали колья; бабы с плачем закрывали ставни; во всем городе отчаянно лаяли собаки; в церквах набатно заклепали в чугунные била. И перекидывались, как пожарные искры по ветру, тревожные и веселые слова:
– Бунтуем, спасены души!..
– Сподобил господь!..
– Рушь Детинец!.. Оттыкай дыру в мир!..
– Волным в мир выйти!..
Стрелецкий урядник, толстенький, молоденький, почти мальчишка, вдруг взъярился. Он выдернул саблю из ножен и закричал, грозя ею:
– Расходись! Нет вам, псам, ходу к Детинцу!
Он пришпорил коня и запальчиво бросился на толпу. Храпящая, брызжущая пеной лошадиная морда ткнула мичмана в плечо.
– Соблюдай правила уличного движения! – рявкнул Птуха, отмахнувшись кулаком, и попал лошади в лоб.
Конь отчаянно затряс головой. Урядник выдернул пистоль, курок щелкнул, но дал осечку. Мичман схватил всадника за кушак, сорвал с седла, поднял и швырнул на землю.
– В колодец его! – закричала толпа, срывая с урядника оружие.
Его привязали к колодезному журавлю вниз головой и несколько раз окунули в колодец. Урядник плакал по-ребячьи и жалобно кричал:
– Ребятушки, не губите! Подневольные мы!
– Врешь! – отвечала толпа. – Вольной волей зеленый кафтан да берендейку надел!
Еще двоих стрельцов стащили с коней и принялись мять им бока. Остальные зеленые кафтаны повернули коней и помчались к Детинцу.
Посадские хлынули вслед за ними.
3