окончательного ответа.
– Знаю я ваши мирные беседы.
Десятник перекрестился и улыбнулся добродушно:
– Вот те крест, что худа вам не будет. Говорю же, старица зовет.
Виктор заколебался. Ответ Памфилу давать придется, от этого не отвертеться. Он взял Сережу за руку, сказал решительно:
– Хорошо, пошли!
…Ночь была черна и тревожна. Над Детинцем повис злой, клыкастый месяц. Чуя недоброе, на стрелецких дворах взлаивали собаки и замолкали, к чему-то прислушиваясь.
Виктора и Сережу ввели в посадничьи хоромы и повели по полутемным горницам. Всюду стояли стрельцы, сонно опираясь на бердыши. Смутная тревога чуялась в низких, душных горницах, где разноцветные огни лампад остро отражались в лезвиях бердышей.
Остановились у широкой тяжелой двери, охраняемой двумя стрельцами. Те скрестили' было бердыши, но, увидев ключника, освободили проход. Петяйка открыл дверь и молча, кивком головы пригласил пленников войти. Виктор вошел, ведя за руку Сережу, и услышал тихий старушечий голос:
– Подойди ближе, мирской.
Виктор поднял глаза. Втянув изжеванные старостью щеки, словно задохнувшись от ярости, на него смотрела ново-китежская владычица.
Он притянул к себе Сережу, обнял его за плечи и огляделся.
2
Их привели в Верхнюю Думу – государственный совет Ново-Китежа.
На лавках, стоявших покоем вдоль трех стен, сидели верхние люди, тяжелые, сытые, угрюмые. Виктор глядел на их медно-красные морды, распухшие от лени, обжорства и перепоя, на их отвисшие толстые щеки, на крепкие волчьи челюсти, на затылки, как из камня вытесанные, на тяжелые животы, свисавшие меж расставленных ног, и думал: «От таких добра не жди! Своими руками задушат, волчьими зубами загрызут!..»
Верхняя Дума заседала в Крестовой палате, молельне старицы. Всюду иконы, всюду суровые, изможденные лики святых. На тонких цепочках висели горящие лампады; в грубых, железных подсвечниках оплывали толстые желтые свечи. Горький их чад и копоть лампад забивали дыхание.
Старица сидела в своем высоком, красно-бархатном кресле, упираясь в пол посохом и положив ноги на скамейку с пуховой подушкой. Рядом с нею, в кресле пониже, развалился, сонно заводя маленькие осовелые глазки, посадник. Отдельно, на табурете, сидел человек в ядовито-желтом кафтане. Свет свечи упал на его лицо, и летчик узнал старшего подглядчика Патрикея Душана.
– Благослови, матушка государыня, начать, – вздохнув и почесав пузо, сказал посадник.
– Господь, благослови на мирную беседу, – откликнулась старица.,
В Крестовой палате стало тихо. Потрескивали лампады и свечи. И снова послышался басок старицы:
– Патрикей, прочитай мертвую грамоту на мирских и кузнеца Повалу!
Душан встал, развернул берестяной свиток и начал читать глухим, замогильным голосом:
– Ее боголюбие старица Нимфодора и владыка-посадник Ждан Густомысл сказали, а Верхняя Дума приговорила: мирских людей Степана, Виктора и Федора Трехпалого, а с ними же старосту Кузнецкого посада Будимира Повалу… – Душан перевел дыхание и грозно, торжественно закончил – …сжечь в железной клетке на толчке на большом костре!
– Слышал, мирской? – засмеялась клокочуще Нимфодора. – Попал ты, как кур в ощип! Не вырвешься!
Черевистый, с рожей, налитой темной кровью, верховник хохотнул злорадно:
– Попался на крючок, окунь красноперый!
Второй верховник, с мертвым под бельмом глазом, прорычал:
–. Не хотелось петушку на пир идти, да за хохолок потащили!
А третий – дряхлый, лицо с кулачок, бородка шилом, губы и щеки ввалились – прохрипел:
– Попался, который кусался!
– Говори, Патрикей, вины мирских людей! – резко сказала Нимфодора, стукнув посохом в пол.
Душан заговорил быстро, гладко, как хорошо заученное.
В оловянных глазах его сверкала подлая радость и злоба, когда он взглядывал при этом на летчика.
– Подбивали мирские люди посадских людишек идти с уязвительным оружием на Детинец, против благоуветливой государыни старицы, государя посадника и лучших верхних людей!
«Лучшие» люди, слушая, сопели, задушенно рыгали, наливались свекольным соком и, по-бычьи нагнув головы, глядели исподлобья колючими глазами на мирских.
– Словно в улей дунули, вот как загудел народ, – горестно покачал головой посадник. – Отвечай, мирской, было такое?
– Было такое! – ответил твердо Виктор, глядя в глаза посадника и шагнул к нему.
