ФЭЙМОС. Ты хотела сказать – с Санктом, душка Лиди, с Санкт-Петербургом?
ЛИДИ. Для меня он всегда Ленинград. (Поет.) «Гоурод нат шамно Наевоу, гоурод нэш хи славик боуи-вой»… Я там спросила про вас, а там говорят, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете. Вроде как у Пушкина, ревизор-инспектор. Маша Волчицына, например, сказала, что вы сбежали с-под стражи, c’est vrai? [65]
ГОРЕЛИК. Княгиня, вы мне как раз напоминаете эту Машку Волчицыну с Аптекарского острова. Такая же тяжелая рыжая кошка.
ЛИДИ. Пжалста?
ГОРЕЛИК. Мне нравится брать таких кошек под пузо.
ЛИДИ (почти истерически). Пжалста?
ГОРЕЛИК. Фэймос, рифму на «пжалста»!
ФЭЙМОС. Пожалуйста – жимолость.
ГОРЕЛИК. Вот это уже рифма гиганта.
ЛИДИ (мужу, в крайнем возбуждении). Ты слышал – ему нравятся тяжелые рыжие кошки! Он любит брать их под пузо!
НАРД (глуховато). Пжалста?
Наступает очередь Алекса Мамма.
ФЭЙМОС. А это просто один из наших служащих, Алекс Мамм, но из старинного рода фон Молчалиных.
ГОРЕЛИК. Позвольте заметить, что до пятнадцатого века они были Мамчачалины, но потом во время набега хан Мамча угнал один слог, что и дало возможность образовать нынешнюю шикарную фамилию, не имеющую никакого отношения к молчанию.
МАММ. Я не «один из», босс! Я жених вашей дочери!
СОФИ. И то и другое, дурачок, – ты один из женихов.
ГОРЕЛИК. Да, мы уже спотыкались друг о друга в самом начале.
МАММ. В самом начале чего?
ГОРЕЛИК. Да пьесы же, конечно.
МАММ. Какой еще пьесы?
ГОРЕЛИК. Ты хочешь сказать, что принимаешь все это всерьез?
МАММ.
Жизнь для меня – не лицедействоИ не шумиха, не успех.Пусть вслед мне скажут без лакейства:Во имя принципов усоп! СОФИ (мгновенно бледнеет). Ох! (Краски возвращаются.)
Как два воплощения мужской элегантности приближаются Воронцофф и Олада.
ФЭЙМОС. Перед вами еще два представителя наших знатных родов – граф Воронцов и князь Олада. Не исключаю, что вы с ними, доктор Горелик, успели уже познакомиться. Не исключаю даже, что нашли много общего в жизненных интересах.
ВОРОНЦОФФ (молча кивает).
ОЛАДА. Имею честь.
ГОРЕЛИК. Браво! Колян лучше выступил, чем Жека. Я всегда предпочитал князей графам. Князья ведь идут от самих варягов, а графьёв стало раздавать правительство по мере роста бюрократии. Далеко не отходите, ребята, есть тема для сильного триалога.
ФЭЙМОС. Ну, довольно этих представлений. Так мы до утра не перейдем к следующей картине. (Выходит в центр, поднимает бокал шампанского, обращается к собравшимся.) Дамы и господа, уважаемые «овичи» и «овны»! Сегодня мы приветствуем в нашем «Геральдическом клубе Березанской долины» нашего почетного гостя – доктора исторических наук Горелика, также известного в некоторых кругах Америки под именем Бенни Менделл. Несмотря на молодость, а может быть, даже и благодаря ей, доктор Горелик успел воплотить в себе иные примеры из нашей классической литературы, без которых невозможно воспитание нашего юношества, что может подтвердить и дочь моя Софи. (Выпивает бокал и тут же берет второй.) В принципе мы можем приветствовать его дважды и трижды, если не десятижды, как историка знатных родов России и как представителя молодого поколения, близкого к Государственной Думе.
Мы, русские американцы дворянского происхождения, хотя и не можем по закону этой страны употреблять наши титулы, носим в себе двойной заряд патриотизма, умноженного в квадрате. Мы, рыцари России, были везде, где красная зараза начинала набирать силу. (Ищет в толпе Нардина-Нащокина.) Ты помнишь, Нардишка, дороги Вьетнамщины, сколько русских там полегло, «охотников на оленей»! И сколько традиций взорлило! (Поет со слезой.)
Сыны традиций этих старых,Не пожалели мы костей,Меняя ментики гусаровНа парашютных войск костюм.В те дни воздушная пехотаПод гордым стягом Stars & Stripes[66]Не пожалела б и енота,Когда б он в дырку пулеметаВдувал кощунственную страсть.Вьетнам! Как много в этом звукеЛовил боец и гражданин,Стреляя из родной базуки,Не стал от страха он заикой,А умер средь родных ржанин!То есть в Новом Гемпшире, Нардинка, на родине, как ты это сделал. Как тебя мне не хватает, родной Нардинка!
НАРД (громким шепотом). Как хватанет шампанского, так ему кажется, что я с ним воевал во Вьетнаме и умер среди каких-то «ржанин». Неискренний человек!
ФЭЙМОС (продолжает). В вашем лице, Святослав, простите, Вячеслав, виноват, Славослав, или как там – спасибо за подсказку, мой добрый Мамм, Мстислав – что за имя такое, почти как у Ростроповича, – мы приветствуем Златоглавую Париж, нет, не то, Златошпильную Лондон, ну, в общем, Петроленинград, или, как вы его хорошо называете, город Санкт, эту колыбель хама и усыпальницу хорошо воспитанных.
Софья, моя юная дочь, надежда горнолыжного спорта по обе стороны Атлантики, призналась отцу, что – цитирую – «хотела бы вечно закладывать виражи с этим парнем». Я очень рад, что Софья и Слава в рекордно короткий срок нашли общий язык.
При этих словах Алекс Мамм роняет стакан, Колян и Жека тихонечко в рукав делают «бу-бу». Софи волнообразно, будто на склоне, пошевеливает бедрами. Слава выстреливает пробкой шампанского в своих соперников, обладателей Какаши. Нард и Лиди бросаются к обеим ушам гранмаман. Репортеры ослепляют все общество мощной вспышкой. Под мышкой у Фэймоса пронзительно звонит телефон. Слышится голос неведомого Полкана.
ГОЛОС ПОЛКАНА. Полкан еси. Не искать, порву. Ее ищу. Ее отсутствует. Ав-ав-ав, авангард!
ФЭЙМОС.
Фонтан любви, фонтан живой,Спаси от наважденья,От скорбной участи живцаВ струях воображенья! (Влезает в фонтан.)
ГОРЕЛИК. Да что вы, господа, как нерусские, пьете местную дрянь? Софка, скажи, чтоб французского тащили – «Татинже» или что там есть. За всех плачу! А теперь позвольте мне высказаться в манерах вээмпээса, то есть великого, могучего, правдивого и свободного. Я очень рад, что эти типа динамичные репрезентаторы этой фуа так быстро как бы экстраполируют типа сходную химию, как бы взлетают так ракетонебесно типа ввысь, все сплетни как бы прочь и соединяются типа харизматически свои духовки типа духа!
ОЛАДА (задохнувшись от восхищения). Во как излагает! Трудно с ним будет!
ВОРОНЦОФФ. Оставь! Покончим с ним, найдем ее, уедем втроем в Самотлор, откроем ателье бытовых услуг…
ГОРЕЛИК (окружен толпой поклонников). Господа, дамы! «Овичи», «овны»! Каждый из вас может заказать свое генеалогическое древо в нашем институте по адресу проспект Стачек, 19 дробь 17, квартира 19, дробь 91. Мы перешли на коммерческую основу, и все заказы принимаются.
МИМИ. Почему он ко мне не подходит? Ко мне всегда подходили молодые офицеры. В любом возрасте я получала знаки внимания от молодых офицеров.
ЛИДИ. Вы знаете, гранмаман, ему нравятся тяжелые рыжие кошки.
НАРД. Признался, что любит брать их под пузо. Не скотоложец ли?
МИМИ. Ах, вздор, он просто влюблен в кого-то, о ком не говорит.
ГОРЕЛИК. Цены невысокие, господа. Начиная от пятнадцати косых за древо. В пакете с косметической подтяжкой лица, достопочтенные, с перелетом в Санкт и обратно. Что касается звезды нашего вечера Мими Кайсынкайсацкой-Соммерсет, то она получает весь пакет бесплатно!
Мими начинает кружить на своей каталке, да так лихо, что в конечном счете вылетает в объятия к вальсирующему Славе и вальсирует с ним.
Каталку немедленно занимает барон Фамус, выбравшийся из «фонтана любви».
Запыхавшийся Горелик оставляет неутомимую Мими и наталкивается на суровую Софи.
СОФИ. Ты почему ко мне не подходишь? Разлюбил?
ГОРЕЛИК. Сонечка, ведь мы же не договаривались о любви, ведь мы же договаривались просто потрахаться – не правда ли? Вроде как в гору и с горы, так? И гореть ведь мы не договаривались, не так ли?
СОФИ. Что ты несешь, несчастный?
ГОРЕЛИК. Вот именно: я несчастный, не влюбляйся в меня. Ведь я же Горелик, то есть лик горя.
СОФИ (испуганно). Сумасшедший!
ГОРЕЛИК. Наконец-то ты догадалась. Сейчас я расскажу обо всем в форме баллады. (Берет гитару.) Господа, по примеру вашего мэра, когда мне трудно что- нибудь объяснить, я берусь за гитару. Баллада называется «Девушка из метро». Итак, пою.
Итак, она звалась Какашей.Впервые именем таким,Чудным любому кашалоту,Мы героиню наградим.Узри ее в воротах Нарвских,Среди колонн мелькнет она.Так тешил на тюремных нарахСебя греховный сатана,С толпой лихих волчиц соблазнаТам, на закате эсэсэсэр,Она, «систему» всю облазив,Грустит печалью, dear Sir.Мне хочется живого, девы,Хочу на остров ярких глаз,Чтоб из воды, а также с небаЗвезда сверлила, как игла.Что привело тебя, Какаша,В клуб гребли и других утех? Там милый мой живет алкашник,Там ждет меня страстей кутеж…Два диких мужских крика прорезают стильную атмосферу Березани.
ВОРОНЦОФФ. Я не могу, не могу, не могу слушать эту песню! Замолчи, негодяй!
ОЛАДА. Славка, заткнись, напросишься!
ГОРЕЛИК. Ну, теперь давайте разбираться! (Быстро подходит к двум друзьям и отводит их, едва ли не подталкивая, к фонтану.) Где мои два лимона? Где искомое?
ОЛАДА. Како тако насекомое?
ГОРЕЛИК. Девушка моя Какаша, Светлякова Наталья Ардальоновна. Я знаю, что вы ее киднепнули из Вирджинии, предварительно разгромив притон в Калифорнии, за это вам полагаются две российские медали; вот вам две медали от Двуглавого Феникса (несмотря на сопротивление, втыкает в смокинги медали), а я за нее дал вам два
