всех этих чиновников. В России группа случайных прохожих едва ли вспомнит фамилии хотя бы двух-трех министров и премьера.
Близость и даже родственность между политиками и гражданами отражается и на журналистах. На прошлой неделе мой коллега из украинского «Коммерсанта» рассказывал мне, что министр внутренних дел Цушко, не выдержав перипетий политической борьбы, слег в больницу с инфарктом.
— Да ладно, это такой трюк, — не верил я.
— Точно тебе говорю, у него инфаркт, — убеждал меня корреспондент, всегда критично относящийся к коалиции «регионалов», социалистов и коммунистов, — я был у него в палате. Он там лежит весь серый и под капельницей.
В разгар «силового противостояния», во время так называемого захвата генпрокуратуры, фотокор украинского «Коммерсанта» оказался свидетелем того, как генпрокурор Пискун в окружении бойцов спецподразделения «Беркут» вламывается в запертый кабинет. Когда дверь выломали, фотокорреспондент попросил генпрокурора: «А давайте я первый зайду внутрь, чтобы снять, как вы входите». Святослав Пискун посторонился, пропустил журналиста и лишь потом под вспышки фотокамеры вошел в кабинет сам.
Благодаря тому что украинская политика так похожа на реалити-шоу и разворачивается у всех на виду, украинские журналисты занимаются очень необычным и почти забытым их российскими коллегами делом — репортерством. Они пишут о том, что видели, потому что сама жизнь разворачивается у них на глазах. Заумная аналитика и хитрая публицистика там ни к чему — нет смысла гадать, что же происходит в коридорах власти и к чему бы все это. Можно просто пойти и заглянуть в эти коридоры.
Российские журналисты, отвыкшие от подобной работы, на Украине сталкиваются с серьезными проблемами. Например, рассказывая о том, что в Киеве вот-вот грянет гражданская война, российское телевидение не может показать картинку, в которой бы не было заметно веселых лиц митингующих. А эти митингующие прекрасно знают, что они пришли вовсе не воевать, а участвовать в реалити-шоу.
Над своими российскими коллегами украинские журналисты, увы, посмеиваются. «Что, опять приехал писать, что у нас революция, да? А нету ее», — говорят мне всякий раз, когда я оказываюсь в Киеве. А мне всегда нечего ответить.
Такое простодушное отношение украинцев к политике, к «кризисам, раздирающим страну», приводит еще к одному странному результату: люди не боятся власти. Как ее можно бояться, если она такая родная? Над ней можно смеяться, на нее можно ругаться и ее можно жалеть.
На следующий день после того, как Ющенко, Янукович и Мороз достигли исторического примирения и скрепили договоренность совместным походом на футбольный матч «Динамо» — «Шахтер», украинская пресса обсуждала в первую очередь не их поступок, а то, что во время матча бойцы «Беркута» избили подростков в фанатском секторе. Те подожгли файеры, а спецназ решил, что это может представлять опасность для VIP-гостей. Причем разбушевавшихся фанатов даже не задержали — их просто дубинками прогнали из сектора (чтобы охладить пыл), потом сразу же запустили назад. Пресса была возмущена «ментовским произволом».
То, что на Украине все так устроено, можно оценивать по-разному. Кто-то скажет: это демократия. Другие скажут: бардак. А мне кажется, оценивать чужие телешоу — глупое и бесполезное занятие. «Любопытно, а станут ли Белоусова и Протопопов в этот раз чемпионами мира?» — вопрошал персонаж Сергея Довлатова. А ему отвечали: «Вы за Протопопова не беспокойтесь. Вы за себя беспокойтесь».
«Коммерсанть ВЛАСТЬ», 04.06.2007
Глава 6
Арабо-израильский мир
Борьба за войну
Писать о противостоянии израильтян и арабов очень сложно, потому что, как бы ты ни написал, тебя всегда обвинят в пристрастности. В арабских странах — в Египте ли, в Иордании или в катаре — меня традиционно обвиняли в произраильском уклоне. Израильтяне, а также многие российские коллеги, наоборот, чаще всего говорили о моих проарабских симпатиях. «А ты, оказывается, за евреев», — говорили мне одни. «ну, ты учился в Каире, ты, конечно же, за арабов», — не сомневались другие. «я вообще-то за мир», — говорил я и тем и другим. И, что удивительно, и те и другие воспринимали мой ответ с недоверием и не слишком благосклонно. Довольно скоро мне стало ясно, почему. Эта война — не за мир. Это война за войну. Война сама по себе является конечной целью и ценностью. Поэтому я твердо осознал, что я не могу быть ни за тех, ни за других. Я просто против.
Фанаты и фанатики
26 апреля 2004 года
Уже месяц в арабском мире продолжаются студенческие волнения, начавшиеся после того, как в секторе Газа были убиты лидеры движения «Хамас» шейх Ахмед Ясин и Абдель-Азиз Рантиси. Став их свидетелем в Каире, я поймал себя на мысли о том, что где-то все это уже видел.
Египтяне очень любят футбол. В Каире жизнь бурлит до поздней ночи, и даже ближе к утру здесь можно увидеть футбольное поле, где все еще идет игра. В этот раз я приехал в Каир ночью и, несмотря на поздний час, отправился гулять по городу. На площади перед Каирским университетом меня нагнал молодой парень, мгновенье назад игравший с друзьями в футбол, и предложил к ним присоединиться — раз уж я не сплю в 4 часа утра.
Днем на университетской площади тоже идет игра. Мальчишки — может, даже те, которые играли здесь ночью, — гоняют мяч на небольшом свободном пятачке посреди проезжей части. А буквально в 50 метрах от них стоят грузовики с военными.
Главный вход в университет оцеплен. Около ворот буквой «П» выстроились солдаты в черном. В руках — пластиковые щиты, на которых написано «Центральная служба безопасности», и длинные дубинки из бамбука.
Они стоят неподвижно, спиной к играющим в футбол, и через железную решетку наблюдают за тем, что происходит на территории университета. Там идет демонстрация.
— Давай, давай, вперед, «Хамас»!
— Америка, Аллаха враг!
— О Израиль, о подлец! (имеется в виду премьер Израиля Ариэль Шарон. — прим. автора)!
— Сионизму придет конец! — выкрикивает толпа студентов. Один из них, с мегафоном, произносит по строчке — остальные хором повторяют. Если не вдаваться в смысл — очень похоже на кричалки футбольных болельщиков.
Многие молодые люди тянут вверх руки с Кораном, некоторые держат самодельные бумажные плакаты, обещающие, что «день поражений прошел, настал день побед». Впереди несут несколько белых полотнищ. На одном нарисован убитый израильтянами три недели назад маленький шейх Ясин в инвалидной коляске, а над ним — большой черный израильский самолет и три летящие ракеты со звездами Давида. На втором — лежащий Абдель-Азиз Рантиси под точно таким же самолетом. «Все мы — шейх Ясин и шейх Рантиси», — гласят надписи под рисунками.
Отдельно от молодых людей протестует большая группа девушек в хиджабах. Они стоят в некотором отдалении от основной демонстрации и молча поднимают вверх маленькие карманные Кораны.
Вокруг демонстрации продолжается студенческая жизнь. Некоторые лекции отменили, и многие
